Ударная армия - [87]

60

…на крутом, почти отвесном склоне холма — таким он виден в стереотрубу — темные пятнышки то появлялись, то таяли в полосах дыма… Сверкали там разрывы немецких снарядов, падавших густой грядой перед медленно ползущими вверх танками… Да, после слов «Ураган! Три девятки!» танки уже будут за первой траншеей немцев, и прогрохочет перед атакой танков залп «катюш»… Маленькие темные пятнышки будут медленно, ужасающе медленно пробираться в дыму к вершине холма, солдаты будут казаться в окулярах стереотрубы просто темными пятнышками…

Нет, чего-то я упустил, чего-то не хватает на склоне холма… на крутом склоне, потому что мне этот склон будет казаться более крутым, чем увидят его солдаты… Солдаты будут бежать медленно, их движение вперед всегда кажется медленным, и тогда думаешь, что их становится все меньше, все меньше, этих парней, что бегут в едком дыму и грохоте разрывов немецких мин и снарядов…

Чего же там не хватает?.. Я же… я же забыл об орудиях сопровождения пехоты… Да, да, пушек не вижу я на склоне холма… Парни будут катить пушки прямо в цепях пехоты… Страшно — катить стволом вперед семидесятишестимиллиметровку, упираясь руками в ее колеса, поддерживать плечами страшную тяжесть обеих станин…

Так. Все должно быть хорошо. Все должно быть так, как я вижу сейчас… А если не так? Нет, я верю… «Ураган! Три девятки!» Сорок минут артиллерийского наступления… Удар авиации — пятнадцать минут… Серии зеленых ракет над передней траншеей… Залп реактивщиков… И я увижу живые темные пятнышки на склоне холма… Танки. Орудия. Все правильно. Я должен увидеть бой, когда живые пятнышки… что они делают за час, нет, еще больше часа… до команды ротных и взводных «Вперед!»? Курят «по последней»?.. Или тоже, как я, пытаются увидеть то, что будет с ними на изрытом разрывами снарядов склоне холма?.. Не знаю. И никто другой не знает, потому что каждый человек по-своему готовится идти почти на верную смерть. Нет, в бою о смерти не думает человек, а вот перед тем, как услышать команду «Вперед!»…

— Разрешите курить, товарищ командующий?

Заместитель начальника штаба армии по вспомогательному пункту управления гвардии капитан Семенов неслышно раскрыл портсигар, достал трофейную сигарету, полез в карман за спичками, привычно тряхнул коробком — он был пуст…

— Сева, огоньку, будь добр, — тихо сказал Семенов гвардии лейтенанту Маркову, что сидел на низеньком топчане, застеленном серым суконным одеялом, у правой стенки блиндажа и перочинным ножиком заострял концы цветных карандашей.

И гвардии капитан, и гвардии лейтенант уже привыкли, что командарм может сидеть на топчане (всегда у левой стенки его топчан), закинув ногу на ногу, курить молча и десять, и двадцать минут, уставившись полуприкрытыми глазами в стенку блиндажа… Не знали только — о чем думает в эти минуты командарм, в тихие минуты, когда все готово, чтобы он мог сказать в трубку рации слова: «Ураган! Три девятки!» Но стрелки часов не подошли еще к цифрам, которые означают «минус сорок Ч» — начало огня артиллерии…

И то, что командарм ничего не ответил на просьбу гвардии капитана, просто означало: он, пожалуй, и не слышал этих тихих слов…

Положив дюжину карандашей в коробку на краю стола, Марков поднялся с топчана, подбросил в железную рубчатую печку справа от двери, ведшей в траншею со стереотрубами, три березовых поленца.

Где-то впереди, у холмов, прострочил пулемет, и опять стало слышно, как шуршит карандашом по карте гвардии капитан Семенов…

Прислонившись плечом к притолоке двери, Марков смотрел, как становились под карандашом гвардии капитана более зелеными опушки рощ за извилистой синей линией немецкого переднего края…

Румяное, скуластое лицо гвардии капитана, с резкими морщинами в углах рта, было спокойным, казалось, даже чуточку рассеянным…

Гвардии капитан взял желтый карандаш, передвинул губами сигарету в угол рта, сощурился и стал «оттенять» синюю линию на гребнях цепи высот.

— Лишнее, Петр Федорович, — сказал вдруг командарм, и гвардии капитан поднял от карты глаза.

Командарм встал, глянул на стол, где лежал поверх карты лист бумаги — таблица взаимодействия, — и в эту минуту из небольшого серого репродуктора, что висел на тесовой стенке блиндажа повыше ящика радиостанции, раздался хрипловатый голос начальника штаба армии генерала Корзенева:

— Сергей Васильевич, прибыл Константин… Выехал к вам три минуты назад. От сопровождения отказался.

Командарм взял микротелефонную трубку радиостанции, тихо щелкнул переключатель.

— Понял.

Он положил трубку, посмотрел на Семенова…

— Скажи-ка разведчикам, пусть ставят еще одну стереотрубу.

Семенов встал.

— Сергей Васильевич… Не пускали б вы его в траншею… Ведь до немца — рукой подать.

Командарм усмехнулся.

— Не доспал сегодня, Петр Федорыч, что ли?.. Не знаешь Рокоссовского?..

— Знаю.

Семенов протянул руку к телефону рядом с радиостанцией.

— Мельниченко?.. Это Семенов. Давай хлопца со стереотрубой. Быстро!

61

Самоходки в наспех отрытых мелких капонирах. Танки с наброшенными на башни ветками сосен. Минометы, трубы которых торчали ровными рядами чуть не впритык друг к другу. Устало орудующие трофейными лопатами пехотинцы, в гимнастерках без ремней, а то и в нательных рубахах, углубляли траншею. Связисты в мазаных-перемазанных телогрейках шагали вдоль красных и синих трофейных кабелей с трофейными же, в футлярах из коричневой пластмассы, телефонными аппаратами. Офицеры в неглубоких наблюдательных пунктах, прикрытых то маскировочной сетью, то лапами сосен, то жиденьким накатом из сосновых бревен. Подносчики пищи с зелеными бачками на широких брезентовых ремнях, шагавшие за старшиной в немецких офицерских сапогах. Пятеро саперов, тащивших на плечах по связке струганых жердей с красными матерчатыми треугольниками флажков на концах. Солдат с черными усами, сидя на корточках в воронке от немецкого снаряда, подогревал два котелка с водой на бездымном огне от длинных пороховых палочек из трофейного орудийного заряда.