Ударная армия - [24]
Маргот засмеялась.
— Еду в Данциг выбирать невесту, — сказал обер-лейтенант, — сейчас самое благоприятное время, когда богатые блондинки жаждут найти попутчика посмелее для путешествия в рай…
— А как же фрау рейхсминистр? — спросила Маргот.
— Но доктор Йозеф Геббельс еще жив, — засмеялся обер-лейтенант.
— Как там Берлин, господин обер-лейтенант? Бомбят? — спросил Эрих.
— Не задавайте нелояльных вопросов, мой друг, — сказал обер-лейтенант без особой резкости, но Эрих примолк.
Фрау фон Оберхоф довольно улыбнулась. Этот русский граф, безусловно, великолепный молодой человек… Правда, он немного рискованно пошучивает в присутствии двух молодых девушек, но, господи мой, разве фронтовая уверенность тона, эта милая грубоватость настоящего солдата не служат в наши дни самой лучшей аттестацией для немецкого военного человека? Ведь это просто означает, что он верит в добрые дни, которые придут к нам, верит, что мы еще увидим нашу победу, да, да, этот русский граф — чудесный молодой человек, я сразу увидела, что он из хорошего общества, этот… а, Тольматшев…
Два огонька вспыхнули впереди. Они покачивались по дуге.
— Патруль, — пробормотал Эрих раздраженно. — Так мы никогда не доедем, проклятье…
— Не извольте забываться, — сказала фрау фон Оберхоф.
Машина, качнувшись на выбоине в асфальте, остановилась.
В свете подфарников забелела тонкая свежеоструганная жердь шлагбаума.
Четверо фигур приближались к машине. Стволы их автоматов смотрели в переднее стекло.
— Дорожный пост фольксштурма! — сказал, наклоняясь к шоферу, высокий фольксштурмовец в кожаной куртке и посветил фонариком внутрь машины.
— Ну и что, мальчик? — сказал Эрих. — Дать тебе шоколадку?
Худенькое остроносое лицо фольксштурмовца дрогнуло.
— Молчать! — выпрямляясь, закричал он, и трое остальных патрульных испуганно вскинули автоматы. — Вон из машины, ты!..
— Сидите, любезный, — сказал обер-лейтенант, распахнул дверцу и легко выпрыгнул на асфальт.
Свет фонаря упал на него.
— Господин обер-лейтенант… о! — торопливо сказал старший патрульный, отступая на шаг.
— Кругом, — негромко сказал обер-лейтенант. — Пять шагов — марш!
Старший патрульный, покачнувшись, повернулся, простучал сапогами по мерзлому асфальту.
— Кругом! — Обер-лейтенант достал портсигар, вспыхнул огонек зажигалки. — Постройте вашу дивизию, вы!
— Слушаюсь, господин обер-лейтенант! Пост, становись!
Мальчишки подбежали к старшему, стали в шеренгу левее его.
— Пост, смирно! — совсем упавшим голосом скомандовал старший и сделал шаг вперед.
— Вы думаете, мой дорогой, они стоят смирно? — сказал обер-лейтенант. — Они уткнули носы в землю, ваши вояки! Они распустили животы! А локти, локти! Поднять локти! Ладони должны впиться в швы ваших мокрых штанов! Это солдатская стойка?.. Выше подбородки! Вы что — несете службу фюреру или идете пить лимонад?
— Господин обер…
— Попрошу молчать. Я нарушаю устав, делаю вам замечание в присутствии подчиненных. Но вы не командир. Вы штатский колпак, понятно?
— Так точно, господин обер-лейтенант!
— Вы не подошли к машине, а подползли к ней, как старая штатская калоша. Я не слышал ваших каблуков. Вы не приветствовали пассажиров. Вы что — забыли имя фюрера? Я набил бы вам морду, но в машине дамы…
Обер-лейтенант медленно подошел к шеренге.
Мальчишки задрали подбородки так, что белели их тонкие длинные шеи.
— Номер автомата, быстро! — ткнул он сигаретой в грудь мальчишки, стоявшего на левом фланге.
Тот молча переступил сапогами, каска его дрогнула.
— Они защищают дело фюрера! Штаны у вас еще сухие? Не дрожите, вы! Благодарите бога, что в машине дамы…
Обер-лейтенант отбросил сигарету.
— Прочь с дороги!
Мальчишки сорвались с места, затопали коваными подошвами солдатских сапог к кювету…
— О, господи… Отставить! Старший патруля!.. Почему ваша банда разбежалась без вашей команды?! Я командовал вам, вам, а не этим мерзавцам! Построить!..
— Пост… — хрипло пробормотал старший, оглянулся. — Пост…
У него пропал голос.
Трое его подчиненных сбежали в лес.
— Поднимите шлагбаум, — сказал обер-лейтенант и засмеялся, пошел к машине.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
А ведь Рокоссовскому… Рокоссовскому сейчас тяжелее, чем мне… конечно, конечно, как я сразу не понял? Ему же тяжелее, это так ясно!
Если фронт провалит операцию… если мы захлебнемся кровью на проклятом Одере…
Константину Константиновичу пала на плечи неизмеримая тяжесть…
Ему труднее, чем мне…
— Тихо-то как… Разбежались все штабники от моего блиндажа… Не спят, наверное… Разве они могут сейчас спать?
Больше всего на свете они хотят услышать от маршала «да».
Я хочу — и они хотят.
Вся Седьмая ударная хочет, вся…
Гвардии старший лейтенант Горбатов вернулся от командира полка гвардии подполковника Афанасьева только к ужину.
У крыльца особняка дал рвань связному от второго взвода Федьке Малыгину.
— Почему наушники опущены? На улице восемь градусов морозу. А по уставу когда разрешено опускать?
— Не могу знать, товарищ гвардии старший лейтенант!
— Эх, служба малиновая… С пятнадцати. Поднять!
— Слушаюсь!
На веранду с разбитыми стеклами ротный поднялся, по грязному паркету прошагал длинными ногами к двери, открыл — и Борзова увидел.
