Удар - [16]

Здесь, в степи, все было необычно: солнце, вонзив лучи в края облаков, тут же выскочило и моментально заиграло в разноцветных травах обширнейшей равнины. Удивительно было Акиму Мореву видеть и эти разноцветные травы: они лежали огромными пятнами — тут чересчур зеленые, там вон — сизые, будто наждак, а вон — голубые, пестрые, красные, как маки. И все низенькие, точно подстриженные. Казалось, кто-то всю степь устлал коврами причудливой вышивки, и Аким Морев не мог от всего этого оторвать глаз.

— Где мы? — спросил он шофера.

— На Черных землях, — ответил тот.

— Черные земли?

В представлении Акима Морева было: Черные земли — значит, богатейшие черноземы, а тут земля рыжая, местами сизые плешины, будто умазанные глиной. Сейчас глина растрескалась и квадратиками задралась.

— Почему же Черные, когда рыжо? — опять спросил он шофера.

— Снегу почти никогда не бывает, потому и называются Черные. Им здесь конца-краю не видать.

— Не земля, а горе, — проговорил Аким Морев, досадуя.

— Нет, не горе, — проснувшись, ответил Иван Евдокимович. — Земля богатейшая. На такой временами урожай бывает до тридцати центнеров с гектара… Но все зависит от того, как небушко на нее глянет. Да и не за зерном мы сюда направляемся, а за мясом, за шерстью, за сырами, за маслом, за рогатым скотом, за конским поголовьем и за садами. Давайте-ка посмотрим, — он выбрался из машины, весь собранный, сосредоточенный, напоминая собой хирурга перед сложной операцией.

— Вот, — сорвав траву, похожую на карликовое деревце сосенку, заговорил академик. — Это солянка. Соленая, горькая и жесткая, как проволока. Дрянь. А эта — сизенькая, полынок — великолепная пища коз, овец. Запах-то какой! А это вот житняк, равен люцерне. А здесь вот, — показывая на падину, говорил он, — можно развести чудесный сад. — Он ходил от ковра к ковру, поясняя, что растет и что можно здесь вырастить. Затем ковырнул носком ботинка землю, взял пригоршню, показал Мореву: — В этой земле много питательных веществ. Но… нужна вода… Вода, Аким Петрович. Лежит вот тут, в глуши, до десяти миллионов гектаров такой земли… Здесь десять да за Волгой столько же пустующей земли. Милый мой, до двадцати миллионов гектаров земли, к которой надо приложить человеческие руки. И они будут приложены. Скоро сюда хлынут воды Цимлянского моря и Волги. А придет вода — придет и человек. Он принесет науку.

— Что же из науки принесет он? — уже зная, что академик порою в своей фантазии заходит очень далеко, насмешливо спросил Аким Морев.

— Бактерию, например, — ответил Иван Евдокимович.

— Какую? Тифозную, что ли? — вмешался Федор Иванович.

— Разные существуют бактерии: есть вредные, но есть и весьма полезные. Наши бактериологи нашли, вернее захватили такую, например, бактерию, которая при любых обстоятельствах повышает урожай зерновых на пятнадцать — двадцать процентов. Подобную бактерию уже размножают и в бутылях рассылают по колхозам.

— Да неужели? — уже серьезно спросил шофер.

— Точно. Придет сюда вода — придет человек, вооруженный наукой, организует здесь круглогодовые великолепные пастбища… и тогда мы, милый мой Аким Петрович, превратимся в мировую державу шерсти, мяса, масла.

— Едемте! — запротестовал Федор Иванович. — А то опоздаем на Сарпинское: дичь полетела уже.

— Успеем, — успокоил академик. — Там стой и весь день стреляй. Но согласен, поехали.

И машина снова понеслась по ровной, гудящей под колесами дороге, временами ныряя в огромные песчаные котлованы, выдутые ветрами. Обычно на дне таких котлованов виднелись колодцы, около которых стояли деревянные колоды для водопоя.

— Ружьишки приготовьте, — предложил шофер, — да и винтовочку. На всякий пожарный случай, — и вдруг таинственно, весь сжавшись, прошептал: — Они. Верно говорю — они.

— Кто? — также шепотом одновременно спросили Аким Морев и академик.

— Сайгаки.

— Где?

— Да вон — уставились на нас. Ох, мотанулись.

В эту секунду в стороне, с километр от машины, замелькали какие-то ярко-желтоватые вспышки, затем поднялась дымка. Аким Морев и Иван Евдокимович увидели, как небольшое стадо диких коз — сайгаков — понеслось параллельно машине, мелькая светло-желтыми задами. Впереди идет вожак — козел. Он сгорбился, словно мордой пашет землю, и, однако, так стремительно несется вдаль, что кажется, не касается земли.

Шофер, сдерживая возбуждение охотника, крикнул:

— Винтовочку приготовьте. Вообще приготовиться, — и опустил переднее стекло на капот…

Со степей ударило удушливым запахом полынка, трав. Ветер сорвал шляпу с академика. Он схватил ее обеими руками, напялил на голову и, глянув на спидометр — там стрелка дрожала на цифре 70, — затем на удаляющихся сайгаков, задорно воскликнул:

— Вот это отмеряют!

— Что ж, стрелять? — спросил Аким Морев, направив ствол винтовки через переднее окно на стадо.

— Нет. Откроете огонь по моей команде, — резко ответил Федор Иванович, не спуская глаз с сайгаков, поясняя: — Он, этот степной король, свой нрав имеет. Как увидит машину — и давай улепетывать и других поднимать. Вот через несколько минут увидите, сколько их тут — великие тысячи.

— Ну уж! — усмехнулся было Аким Морев.