Удар молнии - [12]

На пороге стояла девица метров двух ростом. Им, по крайней мере, казалось, что в ней два метра. Обоим детективам пришлось задирать головы, а ведь ни тот, ни другой не были коротышками. Лет двадцать, решил Карелла, может, двадцать два. Стриженые каштановые волосы, блестящие карие глаза и тонко очерченное хищное лицо. На ней были джинсы и фирменная фуфайка Рэмсейского университета, а в руках полотняная сумка с надписью «Книги».

— Полиция, — представился Карелла и показал жетон. — Нам нужен управдом.

— Здесь нет никакого управдома, — сказала девушка.

— Но мы ему только что позвонили.

— Звонок к управдому есть, но это еще не значит, что есть и он сам, — ответила девушка, поворачиваясь к Хейзу.

Тому показалось, что она снисходительно прикидывала его рост. Слишком мал для нее. И слишком стар. А может, слишком глуп. Он едва заметно повел плечами.

— В этом доме вот уже год нет управдома, — объясняла девушка. И поскольку люди в этом городе больше всего обожают при любой возможности насолить полицейским, добавила: — Может, поэтому здесь и воруют почем зря.

— Это не наш участок, — словно оправдываясь, сказал Хейз.

— Так что же вы здесь делаете?

— Вы здесь живете, мисс? — спросил Карелла.

— Ну разумеется, я здесь живу. А, по-вашему, я разношу здесь бакалейные товары?

— Вы знаете девушку из этого дома, ее зовут Марсия Шаффер?

— Конечно. Слушайте, она живет в квартире три "а", может, прямо с ней и поговорите? А то я опаздываю на занятия.

— Когда вы видели ее в последний раз? — спросил Карелла.

— В четверг, в университете.

— В Рэмсейском университете? — уточнил Хейз, глядя на ее фуфайку.

— Вы на редкость проницательны.

— Вы вместе шли в университет?

— Снова в точку.

— Вы давно знаете ее? — спросил Карелла.

— С первого курса. Сейчас я на третьем. И она тоже.

— Она здесь родилась? Я имею в виду здесь, в городе?

— Нет, в Канзасе есть городок, называется Баффало Данг.

— А вы?

— Родилась и выросла здесь.

— Да, это и по выговору чувствуется.

— Чем я горжусь, между прочим.

— Что на ней было в прошлый четверг, когда вы видели ее?

— Спортивный костюм. А что? Мы с ней в одной легкоатлетической команде.

— В котором часу это было?

— В четыре у нас была тренировка. Да в чем дело-то?

— А после этого вы виделись?

— Мы вместе поехали домой на метро. Слушайте...

— А после этого четверга вы ее видели?

— Нет.

— А не видели, уходила она из дома в четверг вечером?

— Нет.

— Вы в какой квартире живете?

— Три "б", напротив Марсии.

— А она жила, вы говорите, в три "а"?

— Почему жила! Она и сейчас живет там?

— Вы никого не видели у дверей ее квартиры в тот четверг? Или, может, слышали, как стучат?

— Нет, — глаза у нее сузились. — Слушайте, к чему все эти вопросы?

Карелла набрал воздух в легкие.

— Марсия Шаффер мертва, — сказал он.

— Не говорите ерунды.

Оба детектива пристально посмотрели на нее.

— Да нет же, она жива, — сказала девушка.

Они по-прежнему не сводили с нее глаз.

— А вас как зовут, мисс? — спросил Карелла.

— Дженни Комптон, — ответила она и тут же добавила: — Но Марсия вовсе не мертва, это какая-то ошибка.

— Мисс Комптон, у нас есть все основания полагать, что мертва...

— Нет, — Дженни решительно покачала головой.

— Мисс Шаффер жила здесь? — спросил Хейз.

— Не жила, а живет. Третий этаж, квартира три "а". Она вовсе не мертва.

— У нас есть фотография.

— Она не жертва, — упрямо повторила Дженни.

— Это Марсия Шаффер? — Карелла показал ей глянцевую фотографию, которую увеличили в фотолаборатории. Зрелище не для слабонервных. Дженни отпрянула, словно ее ударили в лицо. — Это Марсия Шаффер? — повторил Карелла.

— Похожа, но Марсия жива, — сказала Дженни.

— А это тоже Марсия Шаффер? — спросил Карелла и показал Дженни студенческий билет.

— Да, это Марсия, но...

— Здесь есть адрес...

— Да Марсия живет здесь, именно живет, я знаю, что она вовсе не мертва.

— А откуда вы, собственно, это знаете, мисс Комптон? — спросил Хейз.

— Она не мертва, — повторяла Дженни.

— Мисс Комптон...

— Я видела ее в прошлый четверг днем, не может же она... ради всего святого...

— Ее убили в тот же четверг, позднее.

— Я не верю, не верю, что она мертва, — Дженни внезапно залилась слезами. — Проклятье, зачем вам понадобилось приходить сюда?

Она была двух метров ростом, эта девушка, у нее повадки и язык жительницы этого города, но сейчас похоже было, что ей в самую пору отправляться в детский сад: правой рукой она прикрывала зареванное лицо, а левой стиснула сумку для книг, стояла чуть скособочившись, все никак не могла подавить слезы. Детективы стояли, ничего не говоря, ощущая и смущение, и неловкость, и свою чрезмерную взрослость при виде этой девчушки, которая безудержно рыдает, не стесняясь их присутствия.

Они ждали.

— Проклятье, — повторила Дженни, — ну скажите же, что это неправда...

— Мне очень жаль, — произнес Карелла.

— Но как... как?... — Она шмыгнула носом, потянулась к сумке, достала пачку бумажных салфеток, вынула одну, высморкалась и приложила салфетку к глазам.

— Как это случилось?

Об убийстве никто никогда не думает, разве что те, кто его совершает. Всегда думают об автомобильной катастрофе или о несчастном случае в метро, там то и дело попадают под поезд или в зубья эскалатора. Вот что приходит людям в голову, когда говоришь им, что человек мертв. Убийство — никогда. А если прямо говоришь им, что человека убили, что он не просто мертв, а его именно убили, если они знают, что было совершено убийство, то всегда думают о пистолете или о ноже, или о яде; могут убить и голыми руками, забить до смерти, задушить. А сейчас человека повесили. Как объяснить это? Или во всяком случае сделали так, чтобы заставить поверить, что повесили? Как объяснить девушке двадцати лет, которая шмыгает носом и утирается рваной бумажной салфеткой, что ее подругу нашли висящей на этом чертовом фонарном столбе?