Удаленный контакт - [31]
Но иногда попадаются зеки, которые совершенно конкретно ставят своей целью испортить администрации жизнь. В этой тюрьме их было целых двое — по одному на мужскую и женскую половины заведения. Он рисовал на стенах картины, а она пела в открытое окно камеры сквозь решетку.
Его прозвали Рафаэлем, а ее — Мадонной. Почему из всех певиц выбрали Мадонну? Сочетание имен понравилось, и будоражащая фантазию двусмысленность. Именно песни с женской половины вдохновили подследственного живописца на его первый шедевр. И он, как настоящий Рафаэль, тоже нарисовал девушку, которую никогда не видел. Без ребенка на руках, но вышло так хорошо, что даже у бывалых зеков щемило сердце и щипало глаза. Особо дотошные не поленились заполучить детальное описание внешности Мадонны по тюремной почте, и оказалось, что портрет полностью соответствует оригиналу.
Вообще-то, заниматься творчеством заключенным не возбранялось. Они и стихи писали, и прозу, и рисовали тоже; устраивали камерные и межкамерные конкурсы, а в коридорах висели стенды с отобранными администрацией рисунками, что окончательно придавало изолятору вид образцово-показательной тюрьмы.
Но чтоб вот так, вызывающе и попирающе?..
Мадонна была обладательницей прекрасного оперного контральто — ее голос без труда покрывал всю территорию тюрьмы, проникал в каждое здание, в каждую камеру, в кабинеты начальства, и даже в подвал, где находился карцер. Соответственно, когда девушку бросали в карцер, ее было слышно и оттуда, по крайней мере на нижних этажах главного корпуса. Начальство глушило Мадонну бесконечным повторением через все динамики правил поведения в местах лишения свободы, отдавало приказание заколотить окно в ее камере, поставить на него стальной щит, переводило в камеру без окон. Заключенные бунтовали, требуя вернуть Мадонну в камеру с окном; пресса в таких случаях бывала очень объективна:
«Сегодня, в результате конфликта между заключенными, пострадали сорок восемь подследственных. Предварительная причина конфликта — личные неприязненные отношения. Сорок человек получили ушибы разной степени тяжести, семеро доставлены в больницу, один скончался от черепно-мозговой травмы. В настоящее время инцидент урегулирован».
И спешили успокоить общественность: «Пострадавших среди сотрудников уголовно-исполнительной инспекции нет».
Дабы прекратить волнения, Мадонну возвращали обратно, и некоторое время она молчала. Потом уступала настойчивым крикам из других камер: «Девочка, милая, спой!», — и все повторялось сызнова.
— Не тюрьма, а миланская опера! — плевался со злости старший инспектор, которого зеки прозвали Киянкой за излюбленное средство вразумления инспектируемых. — Она думает, что здесь Ла Скала, мля! Убью сучку!
Он собственноручно избивал Мадонну, иногда меняя киянку на дубинку, заставлял сидеть в противогазе с закрытым клапаном, но не помогало. А Рафаэль, разукрасив одну стену в камере, уже не мог остановиться. Сокамерники, ранее усердно шпынявшие художника по любому поводу, больше его не трогали. Они всем правдами-неправдами доставали ему орудия труда — карандаши, цветные мелки, и все, чем можно рисовать. Когда ничего достать не удавалось, Рафаэль рисовал заточкой, подаренной ему прожженным бандюгой Черепом, и вскоре в камере не осталось живого места не только на стенах, но и на потолке.
— Ну за что это на мою голову? — жаловался Киянка инспектору Сиплому. — Не тюрьма, а Третьяковская галерея, мля! Что с ним делать?
Рафаэля перевели в другую камеру, но это лишь открыло ему новое поле деятельности. Когда его бросили в карцер, то со злости забыли обыскать, и в первый же день Рафаэль разрисовал все помещение заточкой Черепа.
— Почему не следил за ним? — орал Киянка на Сиплого. — Глазок в двери для чего тебе?.. Убью, зараза! — угрожал он Рафаэлю. — Всю тюрьму будешь белить и красить собственным членом!
Он лично избивал художника, и тюремный медик аккуратно фиксировал синяки и ушибы, полученные Рафаэлем в результате конфликта с другим заключенным. Врач считал, что ничуть не искажает истину. Он был человеком образованным, достойным, интеллигентным; и в его глазах старший надзиратель был таким же узником системы, как и Рафаэль.
— Ты когда прекратишь это безобразие? — кричал на Киянку начальник изолятора. — Одна поет, другой рисует… Не тюрьма, а Дом творческих союзов!
— А что если отпустить их обоих? — внезапно внес парадоксальное предложение Киянка. — Держать-то их здесь особо не за что. Вина пока не доказана, да и статьи такие, что вполне сгодится подписка о невыезде. И будет нам счастье.
— С ума сошел? — возмутился начальник. — Может, вообще снять обвинение? А за их незаконное содержание под стражей кто будет отвечать? Посадили — значит, будут сидеть!..
Через месяц старший инспектор, потеряв терпение, в ярости раздробил Рафаэлю обе кисти своим любимым деревянным молотком. Рафаэль стал создавать свои шедевры, зажимая карандаш или мелок зубами. Бандюга Череп сделал новую заточку и передал ее художнику по тюремной почте. Мадонна пела. Зеки зачаровано слушали ее дивный голос, глядя на стены, покрытые женскими лицами, играющими детьми и березовыми рощами.
Что может быть общего у охотника-любителя, трех рыбаков, двух студенток и деревенской алкоголички? Поначалу лишь то, что все они оказались на лесном проселке, с которого открылся проход в другой мир. Однако вскоре у них будет общим все – еда, жилье, враги и цели. Для начала им необходимо выжить. Потом – вернуться на Землю, чтобы предупредить людей о надвигающейся катастрофе. И, конечно, чтобы просто вернуться. Только сделать это нелегко – по дороге домой компания вынужденных странников попадает в следующий мир.
Попытка колонизации параллельных пространств окончилась катастрофой, потрясшей Великий Обруч Миров, к которому принадлежала Земля. Дивная планета Парадиз превратилась в ад, наполненный кровью и насилием, население еще двух планет почти полностью вымерло от эпидемий или было истреблено в ходе междоусобных войн. Новый Мир, возникший на обломках цивилизаций, напоминает шахматную доску, где место белых и черных клеток занимают Старые территории Земли и мрачные просторы планеты Додхар.Достаточно сделать один шаг через Границы Соприкосновения, чтобы из березовой рощи или заброшенного земного города попасть в бесконечные лавовые поля или населенные чудовищами полуживые леса Додхара.
Объединившееся человечество успешно осваивает Большой космос и доминирует в нем. Доступ к ресурсам тысяч планет и отсутствие конкурентов обеспечивают небывалое могущество цивилизации. Но люди чувствуют себя королями Вселенной лишь до тех пор, пока природа им это позволяет. На планете Тихая, на окраине Галактики обитают животные, потенциал которых в начале эволюционного пути выше, чем вся сумма достижений человечества, и столкновения с ними избежать не удастся. Кто победит – люди с их техникой или животные, готовые стать богами? На чьей стороне превосходство?ОТ АВТОРА: «Степень превосходства» написана давно.
Что произойдет, если в распоряжении людей окажется общедоступная машина времени? Не частное изобретение, находящееся в единоличном владении Путешественника, как в известном романе Герберта Уэллса, не контролируемая отдельно взятой Компанией Машина Рэя Брэдбери, билет на которую возможно приобрести только богачам, а машина времени с маленькой буквы, которой будут пользоваться путешественники с маленькой буквы. Рабочие, мелкие бизнесмены, служащие… Не единицы, а миллионы. Не избранные, а кто угодно. Просто пошел в магазин, приобрел за скромную сумму, принес домой и включил.Как люди распорядятся подобным приспособлением? Какие эпохи, какие события и персонажи заинтересуют их больше всего? И какова должна быть машина, чтобы сотни тысяч ежедневно отправляющихся в прошлое путешественников не изменили события настоящего?
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».