Убийство времени. Автобиография - [73]

Всего наилучшего, жду новых писем.

Пол Фейерабенд

6 февраля 1969 Дорогой Уолли,

получив ваше письмо, в котором вы советуете мне обратить внимание на то, что «назначение лекций вне кампуса противоречит университетским правилам», я попытался, наперекор своей природной лени, получить информацию о соответствующих правилах и в целом об университетской политике. Я обнаружил, что не существует письменного правила о том, что лекции должны проводиться в кампусе, и что даже вице-председатели долго имели обыкновение проводить семинары или лекции для небольших групп студентов у себя дома или в других подходящих местах. Разумеется, существует ожидание, что занятия будут проходить в кампусе, есть также и согласный с этим обычай; однако этот обычай не определен ясно, а кроме того, и не был когда-либо строго предписан. Насколько я смог разузнать, единственным когда-либо использовавшимся доводом в пользу такого порядка было его удобство для учащихся.

Предполагая, что вы в курсе такого положения вещей и держали его в уме, когда писали ваше письмо, я интерпретирую вашу просьбу […] как предложение, с которым вы обращаетесь ко мне, веря, что в данных обстоятельствах это будет наилучшей процедурой проведения занятий. Позвольте мне объяснить, почему я придерживаюсь иного мнения и намерен продолжать вести занятия вне университетской территории.

Мой первый довод — это удобство студентов, как я уже только что отметил, он совпадает с аргументом, который обыкновенно выдвигался в связи с обсуждаемой проблемой.

Начнем с того, что множество студентов на моем курсе поддерживает забастовку — они не хотят пробиваться через цепи пикетчиков, но в то же время желают посещать занятия. Перенос занятий на внешнюю территорию решает их проблему при условии, что это не создает обратной дилеммы для тех, кто не поддерживает забастовку. Я поинтересовался мнением нескольких весьма голосистых критиков идей и методов Фронта освобождения третьего мира (TWLF[81]). Они не высказали возражений.

Я также хотел бы, чтобы вы принимали в расчет, сколь много людей — и особенно как много милейших девушек — были напуганы насилием, которое они видели, и тем давлением, которое было оказано на них. Они определенно имеют право желать обучения в менее тревожной среде и ждут, что им пойдут навстречу. Не в моей власти остановить насилие. Однако в моей власти перенести занятия в место не столь наэлектризованное. Таким образом, я заключаю, что критерий удобства рекомендует нам оставаться вне кампуса.

Должен признаться, что я не сразу пришел к этой позиции. Я категорически против каких-либо ограничений личной свободы, даже против ее мелкого нарушения, которое возникает, когда кто-то оказывается вынужден обходить стороной одиночный пикет. Я также решительно возражаю против всяких форм насилия или принуждения. Я сознаю, что исповедовать такие взгляды довольно нереалистично, тем более в сложно устроенном обществе, которое может функционировать лишь в том случае, если люди или готовы, или вынуждены ограничивать свою свободу во многих отношениях, и которое реагирует лишь на довод, подкрепленный давлением, и чрезвычайно редко — на довод сам по себе. Но именно потому, что уже существует так много ограничений, я становлюсь зол вдвойне, когда вводятся дополнительные ограничения — даже если те, кто их налагает, обещают, что это ограничение положит конец другим ограничениям (это несбыточный сценарий — взглянем хотя бы на историю русской революции, ср. также разбор Кон-Бендита). Больше того, я с большим подозрением отношусь к людям, которые верят, манипулируют, защищают и пытаются навязать метафизические символы — святость креста, неизбывную порочность университетского класса для занятий, святость американского флага или цепочки пикетчиков. Апелляция к такого рода идолам кажется мне варварским методом, которым не могут пользоваться разумные люди. Именно по причине такого рода предубеждений я продолжал проводить занятия в университете, хотя мне уже давным-давно предложили перенести их куда-либо еще. Теперь я думаю, что был неправ. Может быть, я и склонен относиться к магической линии пикета с иронией — однако я также обязан уважать чувства тех, кто воспринимает это всерьез. Я могу быть критически настроен по отношению к забастовке как средству достижения большей свободы — но не мое дело вмешиваться в действия людей, которые пришли к выводу, что в данных обстоятельствах стачка является лучшим методом для того, чтобы добиться прогресса. Конечно, при этом мы предполагаем, что насилие не станет официальной политикой забастовщиков (я получил уверения, что официальная политика Фронта освобождения третьего мира не такова и что люди на ответственных должностях предпринимают вce возможные усилия, чтобы предотвратить его всплески). И на следующий счет у меня есть сомнения — но пока я определенно не готов к тому, чтобы найти общий язык с самозваными громилами или бомбометателями («Профессор Фейерабенд, не могли бы вы изменить время проведения лекции? Я хотел бы устроить небольшой поджог в Дуинелл-Холле в два часа дня — к сожалению, как раз в это время вы читаете восхитительную лекцию о революциях в науке»). Однако, если насилие станет официальной политикой движения, уход с территории университета станет еще более резонным — ведь нам следует защитить слушателей, а также и тех забастовщиков, которые продолжат применять более мирные средства.