Убийство времени. Автобиография - [75]
Однако если вы можете удовлетвориться указанием на моральные недостатки тех, кто вам не по душе, я иду дальше и спрашиваю себя — каким образом возможно, что молодые люди, посещавшие школы «величайшей страны мира», которые теперь учатся в первоклассном университете, которых обучают лучшие из лучших, интеллектуальная элита — каким образом возможно, что эти люди, столь великолепным образом подготовленные, столь легко растеряли свою человечность? Не потому ли, что их образование было не столь уж великолепным, не потому ли, что мы не сумели сделать простые человеческие добродетели милосердия и сострадания привлекательными и достаточно сильными для того, чтобы выдержать некоторое эмоциональное напряжение? Разве все это произошло не потому, что добродетелям гуманности почти не находится места в этом фронтистерии[85] — так что даже мы, элита, великолепные эксперты, довольно часто набрасываемся на наших оппонентов в столь же порочной манере (с той лишь разницей, что, будучи немного старше, немного слабее, немного пугливее, связанные комфортным жалованием и женой — уже не столь комфортной, мы делаем это не столь энергично и определенно — не с той же самоотверженностью; это единственная причина для того, чтобы мы могли зваться «более цивилизованными»). Теперь, если дело обстоит именно так — Уолли, вы вряд ли сможете это отрицать, — не должны ли мы быть благодарны тем, кто ощущает неправильность ситуации, пытается изменить мир к лучшему? [Разве мы не должны быть благодарны тем, кто] не удовлетворяется прекрасной мечтой или абстрактной идеей, но идет дальше и пытается воплотить эту идею? И вот именно об этом я на самом деле и хотел сказать. Вне всякого сомнения, эти люди совершают много ошибок и к тому же они нетерпеливы. Но разве мы сами не совершаем ошибок? И является ли так называемое терпение в самом деле положительной чертой, или же это проявление умственной и административной лености? Вне всякого сомнения, протестующие время от времени задевают права других. Но разве мы сами менее порочны — даже при всех наших цивилизованных манерах? Вне всякого сомнения, им не хватает вежливости и понимания — но где они смогли бы им научиться? Разве это не чудо, что у этого молодого поколения все еще осталась какая-то вежливость, при том, что все, на что способны их старейшины в эту кризисную пору — это принять фарисейский акт [Тассмена] о правах и также, разумеется, о законности и порядке, и проводить время за обсуждением поправок и поправок к поправкам? Вот так, уважаемый Уолли, вижу ситуацию я. И потому я подумал, что даже с учетом удобства для студентов, я должен дополнительно показать, что изучил их цели, а равно и намерения, и что я сочувствую их целям: самоопределению и увеличению чувства собственного достоинства для все большего количества людей.
Таков мой длинный ответ, мой дорогой Уолли, на ваше краткое и довольно обрывочное сообщение. Но даже самое простое действие имеет многочисленные последствия. В то же время мы сможем продвинуться вперед лишь в том случае, если будем двигаться не вслепую, не в согласии с одним-единственным взятым с потолка правилом, не за счет внезапной и непродуманной вспышки гнева и казенного негодования, но учитывая столь много последствий, сколько возможно.
Пол Фейерабенд - американский философ, автор знаменитой «анархистской теории познания».Как определить соотношение между разумом и практикой? Что такое «свободное общество», какое место отведено в нем науке, какую роль играют традиции? На чем должна быть основана теория, которая могла бы решить основные проблемы «свободного общества»? Об этом — знаменитая работа П. Фейерабенда «Наука в свободном обществе», впервые публикуемая на русском языке без сокращений.
Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.
В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.
Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.
Перед вами дневники и воспоминания Нины Васильевны Соболевой — представительницы первого поколения советской интеллигенции. Под протокольно-анкетным названием "Год рождение тысяча девятьсот двадцать третий" скрывается огромный пласт жизни миллионов обычных советских людей. Полные радостных надежд довоенные школьные годы в Ленинграде, страшный блокадный год, небольшая передышка от голода и обстрелов в эвакуации и — арест как жены "врага народа". Одиночка в тюрьме НКВД, унижения, издевательства, лагеря — всё это автор и ее муж прошли параллельно, долго ничего не зная друг о друге и встретившись только через два десятка лет.