Убийство времени. Автобиография - [68]

Но что нам доступно в наше время, когда такой баланс еще не достигнут? На что мы способны в то время, как наши преступники, их судьи и их прихвостни, а также философы, поэты и пророки пытаются наложить на нас свой собственный контур, а сами мы — их помощники, жертвы или же праздные зрители, все еще пребываем в варварском состоянии? Ответ очевиден: за редкими исключениями мы будем действовать варварским образом. Мы будем наказывать, убивать, отвечать на насилие насилием, сталкивать преподавателей и студентов, выставлять «интеллектуальных лидеров» против публики и стравливать их друг с другом; мы будем говорить о преступлениях, используя звонкие моральные термины, и мы будем требовать, чтобы нарушения закона предупреждались с использованием силы. Однако, продолжая жить так, как мы живем, мы должны хотя бы попробовать дать шанс нашим детям. Мы должны предложить им любовь и безопасность, а не принципы, и ни при каких условиях не должны нагружать их преступлениями прошлого. Многие поколения после нас, вероятно, столкнутся с физическими, юридическими и финансовыми последствиями того, что натворили мы, с тем хаосом, который мы после себя оставляем; но они свободны от всякой моральной, исторической или национальной вины. Что касается меня — я точно не могу задним числом упразднить свои колебания и ту беззаботность, с которой я жил в нацистский период. Но в то же время я не думаю, что меня можно обвинить или привлечь к ответственности за мое поведение. Ответственность предполагает, что нам известны альтернативы, что мы знаем, как из них выбирать, и что мы используем это знание, чтобы отсеять те из них, которые продиктованы трусостью, оппортунизмом или идеологическим рвением. Однако я могу сообщить, что я думал и делал, что я думаю об этих мыслях и поступках теперь, и почему я изменился.

Грация прочла некоторые из моих статей и довольно капитально их раскритиковала — и язык, и манеру изложения, и сами идеи. Ни одна страница не ускользнула от ее «non capisco»[78]. Большая часть моей книги «Прощай, разум» (это еще один мой коллаж) без ее деликатного, но настойчивого вмешательства так и осталась бы неразборчивой тягомотиной. В свою очередь, я прочел некоторые ее работы и оставил замечания тут и там. После десяти лет такой переписки наши взгляды стали довольно близкими, за исключением того, что Грация знает множество историй и имеет талант, которого у меня нет — различать простые идеи в сложном и туманном послании. Как и я, она изучала физику, но продвинулась в этом дальше — она получила степень по самой физике, безо всяких философских примесей. В этой области она замечательно себя проявила, занималась передовыми исследованиями и могла сделать великолепную карьеру — некоторые из ее коллег даже пророчили ей Нобелевскую премию. Однако она от всего этого отказалась. Столкнувшись лицом к лицу с человеческими страданиями в Индии, она захотела сделать что-то для того, чтобы их облегчить, и решила, что физика, вероятно, здесь не поможет. Руководствуясь в большей степени интуицией, чем ясным планом, она приехала в Беркли, нашла возможность получить степень в области здравоохранения и начала заниматься новым для себя делом охраны и развития природы. В этой области она взяла на вооружение и продолжает совершенствовать подход, называемый первичной экологической работой. Этот метод предполагает решение экологических проблем «снизу», то есть не на основе глобальных стратегий или программ, разработанных в удаленных кабинетах, а за счет работы с каждым отдельным кейсом, в близком контакте с проблемами, желаниями и мнениями местного населения. Она посетила сообщества в Эфиопии, Эквадоре, Коста-Рике, Бразилии, Лос-Анджелесе (!), Уганде, Танзании и во многих других местах. Недавно она возглавила программу социальной политики в Международном союзе охраны природы (IUCN), штаб-квартира которого находится в Гланде, под Женевой. Я бесконечно обожаю ее — за ум, настойчивость, за волю к преодолению тягот, за деликатность (которая, кстати, не мешает ей время от времени быть довольно назойливой) и особенно за то, сколь успешно она скрывает все эти свои таланты и достижения. Ведь в личном общении Грация столь же непосредственна и пряма, как когда-то был непосредственен и прям Шпунд, — и я часто сравнивал ее с этим чутким и доверчивым существом. И разве удивительно, что я веду себя как молодожен и продолжаю терзать друзей, знакомых и даже совсем незнакомых людей своими рассказами о Грации?

15. Угасание

Когда летом 1993 года я дал такое название этой последней главе книги, я думал о своем профессиональном угасании. Не нужно было больше писать статей, лишь закончить одну короткую книгу, и время от времени читать лекции для того, чтобы оплатить путешествия с Грацией. Я рассчитывал проводить время за чтением, гулять по лесам и посвящать время своей жене. Но вышло не совсем так.

В начале девяностых мы с Грацией часто бывали на разнообразных конференциях. Во Флоренции я встретил старых друзей — в их числе были Марчелло Пера, Хилари Патнэм, Боб Коэн и Йен Хакинг, а также обзавелся новыми — например, я свел знакомство с Басом ван Фрассеном. Одним холодным и ветреным вечером мы проходили мимо Дуомо, который был просто великолепен. Я часто беседовал с Грацией о временах, когда Сиена, Флоренция и Орвьето — относительно бедные по нынешним стандартам города, опаленные войнами и страдавшие от необъяснимых в то время эпидемий — умудрялись создавать такие грандиозные памятники. Дух этих людей, укрепленный их верой, все еще находится перед нами, словно живое сердце в самом центре города. Для встречи во Флоренции я приготовил доклад в виде, готовом для публикации, но прочел его, не подглядывая в рукопись. В аудиторию набились люди, которые, кажется, думали, что я звезда, но я этого никак не мог уразуметь.