Убийство времени. Автобиография - [49]

Шрифт
Интервал

я углядел отрезок Бэй-стрит, который знал очень хорошо — это было то самое место, где я брал уроки пения. Затосковав по дому, я попросился назад в Беркли и получил там новое назначение. Затем я позвонил в порт Сан-Франциско и попросил задержать отправку моих вещей, а после переместился в Бостон, а затем и в Лондон. Провост Лондонского университета сэр Айфор Эванс согласился отложить окончательное решение о том, кто возглавит кафедру, — что и привело к тому графику, который я описал выше.

В Лондоне я остановился в гостинице «Джорджиан», что на Гауэр-стрит. У меня была маленькая комнатка с рукомойником, освещенная ламПОЧКОЙ, висевшей на проводе. Туалет был ниже этажом, душ — на этаж выше. Один знакомый, которому я иногда одалживал деньги, показывал это место друзьям и говорил: «Здесь живет человек, который финансирует мое проживание в отеле „Дорчестер“[53]».

Я читал лекции в колледже университета раз в неделю, с шести до восьми, а также в Лондонской школе экономики. Чтобы внести разнообразие, я готовился к лекциям, основным содержанием которых были case studies из истории электродинамики, оптики и квантовой теории. Я также заново рассказал историю коперниканской революции, которую уже излагал в Беркли. Как-то раз я сказал мимоходом: «В науке много прорех». Имре Лакатос, приходивший на каждую лекцию, воскликнул: «Так ведь это еще Поппер говорил!» Это замечание заставило меня угомониться, но вскоре я уже вспоминал это происшествие с улыбкой. Лакатос использовал известный трюк — предположив, что слушатели не очень хорошо знают историю, можно увеличить репутацию современного Лиллипута, нагрузив его открытиями давно прошедших веков. Ведь ясно, кто в этом случае был предшественником Поппера — античные скептики. Но увы — это пришло мне в голову лишь через несколько часов после лекции.

Лекционный зал в Лондонской школе экономики был прямо напротив окон кабинета Имре. Весной и летом, когда окна были открыты, Имре мог слышать каждое произнесенное мной слово. Взбешенный, а может, лишь изображавший негодование ходом моего рассказа — о чувствах Имре никогда нельзя было судить с уверенностью, — он оставлял общество Великих Мыслителей, с которыми проводил время, приходил и пытался исправить положение. Я прочел первую версию своей статьи, в которой выступал одновременно за Куна и против него, на семинаре Поппера, где сам он и председательствовал («Не слишком-то наседай на Куна», — сказал он мне), а на следующем семинаре у Поппера, где председательствовал уже я, Имре представил раннюю версию своей «Методологии научно-исследовательских программ».

Имре был рационалистом или вроде того — по крайней мере, он сам представлялся как борец за разум, закон и порядок. Он путешествовал по всему миру, пытаясь воодушевить сомневающихся рационалистов и порекомендовать им свою методологию в качестве панацеи от всех бед. В ходе одного из своих путешествий, сразу после визита к Гансу Йенсену, излюбленной мишени радикальных студентов Беркли, он остановился у меня дома на Берклииских холмах. Его сопровождал Спиро Лацис, который теперь стал международным магнатом в области морских перевозок, а в то время он под руководством Имре готовился к защите диссертации. Лацис уселся в углу и стал теребить антистрессовые четки. Я спросил: «Вот так ты и справляешься с этой мутотой?» Он лишь ухмыльнулся в ответ. Имре пригласил меня отправиться вместе с ним в Стэнфорд — у него в списке было множество Важных Персон. Я ответил: «С какой стати я должен поехать? Я и так знаю наперед все, что произойдет. Сначала мы выпьем чаю; затем мы втроем с хозяином найдем тех, кого дружно презираем, и после нашего столь замечательного сближения ты начнешь говорить о наилучших способах сохранить позиции разума, закона и порядка». Однако Имре направлял свои усилия не только на тех, кого надеялся обратить. Он хотел начать большой спор о достоинствах рационализма. Он посещал почти все крупные конференции по истории и философии науки — и как-то раз снова предложил мне сопровождать его. Я ответил, что могу поспать и дома, и с гораздо большим комфортом. Когда все встречи закончились, Имре написал мне: «Я встретился с кучей бестолковых зануд — ты был прав».

В Лондоне я регулярно навещал Имре — сначала в его маленькой квартирке в Хэмпстеде (прямо под ним жил актер Аластер Сим), затем в его роскошном доме в Тернер Вудз. Имре купил дом для представительских целей. В нем была кухня, ванные комнаты, большая гостиная, а библиотека Имре располагалась на втором этаже. Сначала гостям показывали сад, потом их кормили, а затем всех провожали наверх, чтобы вести серьезные разговоры. Меня часто приглашали за компанию. Мне были по душе сад и ужин, но, предвосхищая дальнейшее направление разговора (см. выше), я оставался на кухне и помогал Джиллиан с посудой. Некоторые гости не знали, как реагировать на такое поведение. Мужчины, особенно ученые, должны участвовать в спорах, а намывать тарелки было женским делом. Имре говорил им: «Не беспокойтесь, Пол просто анархист». Однажды мы отправились в театр — Имре с подругой, Тарский и я. И мы пошли не абы куда, а в «Олд Вик». Спектакль оказался чудовищной нудятиной. В антракте я предложил всем отправиться вместе со мной в кино на «Кэт Баллу» с Джейн Фондой и Ли Марвином. Имре был вне себя: «Пол, ты просто невозможен — мы уходим с классики, чтобы посмотреть эдакую дрянь». Но после фильма Тарский сказал: «А мне понравилось».


Еще от автора Пол Фейерабенд
Наука в свободном обществе

Пол Фейерабенд - американский философ, автор знаменитой «анархистской теории познания».Как определить соотношение между разумом и практикой? Что такое «свободное общество», какое место отведено в нем науке, какую роль играют традиции? На чем должна быть основана теория, которая могла бы решить основные проблемы «свободного общества»? Об этом — знаменитая работа П. Фейерабенда «Наука в свободном обществе», впервые публикуемая на русском языке без сокращений.


Рекомендуем почитать
Лопе де Вега

Блистательный Лопе де Вега, ставший при жизни живым мифом, и сегодня остается самым популярным драматургом не только в Испании, но и во всем мире. На какое-то время он был предан забвению, несмотря на жизнь, полную приключений, и на чрезвычайно богатое творческое наследие, включающее около 1500 пьес, из которых до наших дней дошло около 500 в виде рукописей и изданных текстов.


Человек проходит сквозь стену. Правда и вымысел о Гарри Гудини

Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.


Венеция Казановы

Самый знаменитый венецианец всех времен — это, безусловно, интеллектуал и полиглот, дипломат и сочинитель, любимец женщин и тайный агент Джакомо Казанова. Его судьба неотделима от города, в котором он родился. Именно поэтому новая книга историка Сергея Нечаева — не просто увлекательная биография Казановы, но и рассказ об истории Венеции: достопримечательности и легенды этого удивительного города на воде читатель увидит сквозь призму приключений и похождений великого авантюриста.


Надо всё-таки, чтобы чувствовалась боль

Предисловие к роману Всеволода Вячеславовича Иванова «Похождения факира».



Явка с повинной. Байки от Вовчика

Владимир Быстряков — композитор, лауреат международного конкурса пианистов, заслуженный артист Украины, автор музыки более чем к 150 фильмам и мультфильмам (среди них «Остров сокровищ», «Алиса в Зазеркалье» и др.), мюзиклам, балетам, спектаклям…. Круг исполнителей его песен разнообразен: от Пугачёвой и Леонтьева до Караченцова и Малинина. Киевлянин. Дважды женат. Дети: девочка — мальчик, девочка — мальчик. Итого — четыре. Сыновья похожи на мам, дочери — на папу. Возрастная разница с тёщей составляет 16, а с женой 36 лет.