Убийство времени. Автобиография - [48]

Шрифт
Интервал

Студенты, участвовавшие в Движении за свободу слова (Free Speech Movement), хотели все это изменить. Они хотели превратить университет из фабрики знаний (так называл его президент Беркли, Кларк Керр) в сообщество и в орудие для улучшения общества. Их деятельность затронула даже самых робких. Даже такие студенты загорались, потом начинали говорить, и становилось ясно, что у каждого были интересные и ценные идеи. Когда факультет поддержал требования студенческих лидеров и администрации пришлось пойти на попятную, это было потрясающим достижением. По всей видимости, тогда движение достигло своей цели. «Не расходитесь по домам! — сказал Марио Савио, один из предводителей студенчества и замечательный оратор. — Нам еще надо разобраться с войной во Вьетнаме». Теперь движение поменяло свою направленность и стало более агрессивным. К нему присоединились черные студенты из Окленда — они выступали в кампусе и рассказывали белым студентам о своем житье. По всей стране начались демонстрации против войны во Вьетнаме. Однако в Калифорнии Рональд Рейган положил реформам конец. В некотором смысле его успеху поспособствовали и сами революционеры. Озабоченные собственными проблемами, демонстрировавшие здоровое презрение к белому среднему классу, в который во многих случаях входили их родители и родственники, выкрикивавшие перед телекамерами непристойности вместо объяснений, они оттолкнули от себя большие группы избирателей. Стоит ли говорить, что Рейган выжал из этой ситуации максимум.

Две недели назад я посмотрел фильм, составленный в 1990 году из кинохроники, репортажей с мест событий, а также из воспоминаний некоторых участников Движения за свободу слова. Сьюзан Гриффин, известная феминистка, участвовала в написании сценария и частично прочла закадровый текст. Это восхитительный, но в то же время весьма печальный документ эпохи. Этот энтузиазм и надежда на обновление академии давно развеялись, и на смену им пришли летаргический сон, беспокойство об оценках и страх перед будущим.

Я не всегда прислушивался к студенческим вожакам. В частности, я не участвовал в объявленных ими забастовках. Напротив, я пропускал меньше лекций во время забастовок, чем когда-либо до них или когда-либо позже. Когда я рассказал об этом Грации, она спросила: «Разве ты не чувствовал солидарности с ними?» Я ответил: «Со студентами — да, с организаторами забастовки — нет. Они взялись выступать от лица всех студентов ровно так же, как Джонсон решил действовать от лица всех американцев, — все тот же старый авторитаризм». Кроме того, я считал, что студенческая забастовка — это несколько глупо. Стачки на производствах приводят к нехватке товаров. Студенческие забастовки — это нонсенс, и не более того. (С тех пор я изменил свою точку зрения. Профессора без студентов — что отвертки без шурупов, и они это чувствуют.) Я бы прекратил читать лекции, если бы студенты этого потребовали, но когда я спросил их об этом, одни сказали, что так и следует поступить, другие были против, и мы провели остаток лекционного времени, обсуждая всё это. В конце концов я покинул кампус, переместившись сначала на студенческие квартиры, а после — и в церковь. Теперь на меня насела администрация — преподаватели должны были оставаться в аудиториях, указанных в расписании. Справившись с университетскими положениями, я не обнаружил такого правила и продолжал в том же духе. Для некоторых из моих коллег, и особенно для Джона Сёрла, это было уже чересчур — они хотели моего увольнения. Но когда они сообразили, сколько бумаг для этого потребуется изготовить, то забросили эту идею. У бюрократии есть свои преимущества.

11. Лондон, Берлин и Новая Зеландия

Во второй половине 60-х я все еще был весьма востребован на рынке труда. Мне поступали предложения из Лондона (заведовать кафедрой философии науки), из Йеля (профессура по истории науки), из новозеландского Окленда (философия науки — уж и не вспомню, то ли кафедра, то ли профессура). Меня пригласили в качестве научного сотрудника в оксфордский Колледж всех душ, а кроме того, я долго переписывался с экономистом и философом Фридрихом фон Хайеком о возможной работе во Фрайбурге. Первые три предложения я принял, а остальные отклонил. Один семестр я уже проводил в Беркли, один в Лондоне, снова семестр в Беркли — и так далее. Работая в Лондоне, я раз в неделю летал читать лекции в Берлин. В 1968 году я вклинил в это расписание семестр в Йеле. В летнее время на севере я летел в Окленд, чтобы провести там зимний семестр. Я даже рассматривал предложение от Технологического университета Атланты. Там я прочел лекцию о ведьмах, изучил возможные места проживания и двинулся дальше в Лондон. Для разнообразия я ответил Атланте отказом.

Берклийский университет работал круглый год, так что я мог быть повсюду — за счет того, что немного срезал углы. В 1968 году я уволился из Беркли, упаковал свои книги, распорядился об отправке библиотеки в Лондон, передал свою квартиру Барбаре и умчался в Миннеаполис. В Беркли было тепло и солнечно, в Миннеаполисе — холодно и сыро. Я оставался в своем гостиничном номере и смотрел телевизор. В «Приятеле Джоуи»


Еще от автора Пол Фейерабенд
Наука в свободном обществе

Пол Фейерабенд - американский философ, автор знаменитой «анархистской теории познания».Как определить соотношение между разумом и практикой? Что такое «свободное общество», какое место отведено в нем науке, какую роль играют традиции? На чем должна быть основана теория, которая могла бы решить основные проблемы «свободного общества»? Об этом — знаменитая работа П. Фейерабенда «Наука в свободном обществе», впервые публикуемая на русском языке без сокращений.


Рекомендуем почитать
Человек проходит сквозь стену. Правда и вымысел о Гарри Гудини

Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.


Венеция Казановы

Самый знаменитый венецианец всех времен — это, безусловно, интеллектуал и полиглот, дипломат и сочинитель, любимец женщин и тайный агент Джакомо Казанова. Его судьба неотделима от города, в котором он родился. Именно поэтому новая книга историка Сергея Нечаева — не просто увлекательная биография Казановы, но и рассказ об истории Венеции: достопримечательности и легенды этого удивительного города на воде читатель увидит сквозь призму приключений и похождений великого авантюриста.


Танковый ас №1 Микаэль Виттманн

Его величали «бесстрашным рыцарем Рейха». Его прославляли как лучшего танкового аса Второй мировой. Его превозносила геббельсовская пропаганда. О его подвигах рассказывали легенды. До сих гауптштурмфюрер Михаэль Bиттманн считается самым результативным танкистом в истории – по официальным данным, за три года он уничтожил 138 танков и 132 артиллерийских орудия противника. Однако многие подробности его реальной биографии до сих пор неизвестны. Точно задокументирован лишь один успешный бой Виттманна, под Вилье-Бокажем 13 июня 1944 года, когда его тигр разгроми британскую колонну, за считанные минуты подбив около 20 вражеских танков и бронемашин.


Надо всё-таки, чтобы чувствовалась боль

Предисловие к роману Всеволода Вячеславовича Иванова «Похождения факира».



Явка с повинной. Байки от Вовчика

Владимир Быстряков — композитор, лауреат международного конкурса пианистов, заслуженный артист Украины, автор музыки более чем к 150 фильмам и мультфильмам (среди них «Остров сокровищ», «Алиса в Зазеркалье» и др.), мюзиклам, балетам, спектаклям…. Круг исполнителей его песен разнообразен: от Пугачёвой и Леонтьева до Караченцова и Малинина. Киевлянин. Дважды женат. Дети: девочка — мальчик, девочка — мальчик. Итого — четыре. Сыновья похожи на мам, дочери — на папу. Возрастная разница с тёщей составляет 16, а с женой 36 лет.