Убийство в библиотеке - [8]

— Почему же мура? Я все превосходно обосновал!

— Разве это писали вы, а не Зубарев? — удивился Ячменев.

— Сразу видно, что вы человек, далекий от науки! — с укором сказал Ростовский, — Сергей Иванович был слишком занят, чтобы писать научные труды. Но он, как никто, чувствовал веяния времени и всегда поворачивал науку, куда требовалось.

— И он много раз ее поворачивал? — спросил Ячменев.

— Приходилось, — уклончиво ответил Ростовский. — Вы думаете, легко управлять историей культуры?

— А разве можно управлять историей? — удивился простак Ваня.

— Не только можно, но и нужно. Так считал Сергей Иванович.

— Пройдемте в библиотеку, — предложил следователь, — поговорим. Здесь неподходящее место.

— Я боюсь мертвецов! — поежился Ростовский.

— Его увезли! — успокоил библиотекаря Шалыто, и все трое направились в бельэтаж.

— Какие у вас были отношения с убитым? — расспрашивал по дороге Георгий Борисович.

— Хозяина и раба! — с достоинством раба отвечал Кирилл Петрович. — Я писал за него все, даже докторскую диссертацию.

— Не может быть! — вырвалось у Ячменева.

— Может… — грустно, но убедительно ответил Кирилл Петрович.

— Где вы были вчера вечером, ну, часов в одиннадцать или в двенадцать? — вздохнул следователь.

— Дома! — без запинки отвечал допрашиваемый. — Я рано лег спать.

Ячменев всегда чувствовал, когда люди врут и с неприязнью взглянул на Ростовского:

— Еще один вопрос. Скажите, пожалуйста, у покойного здесь, в академии, была, ну, как это лучше выразиться… пассия, что ли?

Ростовский оживился и сразу приобрел элегантность. Это было неприятно Ячменеву, на котором любой костюм висел мешком.

— Видите ли, дорогой мой, Сергей Иванович был, как мы говорим, большой ходок…

Ячменев поморщился. Он не терпел пошлости.

— Не так давно у нас появилось прелестное создание, — с видимой охотой распространялся главный хранитель, — некто Алла Григорьевна. Учительница литературы. Готовит у нас диссертацию. Это называется связь науки с производством. Сергей Иванович, как вы понимаете, с удовольствием согласился быть ее научным руководителем. Весьма любопытна тема диссертации: «Свободное время школьника и борьба с ним». Идея заключается в том, чтобы уберечь ребенка от тлетворного влияния улицы и родителей.

Ячменев внутренне содрогнулся, и они вошли в библиотеку, где Фомин все еще стоял на страже.

— В библиотеке ничего существенного не произошло! — с сожалением доложил Зиновий.

Ростовский нервно озирался по сторонам, ему явно было не по себе.

— Возьмите, пожалуйста, ваш билет в город Куйбышев, — равнодушным голосом предложил Ячменев.

Ростовский уставился на следователя, пытаясь что-нибудь прочесть в его непроницаемых глазах.

— Это не мой билет! — пролепетал, наконец, Кирилл Петрович.

— Тогда извините! — просто сказал Ячменев. — Вы мо жете идти.

И опять подумал про себя: «Я снова угадал. Это его билет. Что это со мной сегодня?» Ростовский выкатился прочь.

— Этот Ростовский, — веско заговорил Георгий Борисович, — не ночевал дома! Во-первых, он небрит, а такие бреются каждое утро! Во-вторых, билет в Куйбышев может принадлежать только ему, я это чувствую! А в-третьих, он ночевал на Казанском вокзале!

— Как вы это узнали? — хором вскричали помощники.

— От Ростовского пахнет Казанским вокзалом! — сказал следователь. Эту сногсшибательную деталь он сообщил без всякой рисовки. — Каждый вокзал пахнет по-своему. Я посвятил этому массу времени. Это мой конек. Казанский пахнет чарджуйской дыней, самаркандскими персиками, алма-атинскими яблоками и мешками. Курский вокзал тоже пахнет фруктами. Но следует различать аромат сред неазиатских и кавказских фруктов. На Курском пахнет виноградом «Изабелла», мандаринами, мимозой и курскими соловьями. Киевский вокзал заставляет вспомнить о вишне, о нежинских малосольных огурчиках, о деревенском сале и болгарских помидорах. Тогда как Рижский вокзал напоен ароматом копченой салаки и латвийской селедки!

— Ну, а Павелецкий? — робко спросил Шалыто, перед которым открылся доселе неведомый мир.

— Здесь астраханские арбузы и подмосковные грибы. Ведь самые грибные места по Павелецкой дороге. Но легче всего определить запах Ярославского вокзала. Он насквозь пропитан молоком. Белорусский же вокзал пахнет сложно: морожеными датскими курами, люстрами из ГДР и польскими яйцами. Ленинградский вокзал — вокзал интеллигентный. Он тонко, едва уловимо пахнет искусством и истерией.

— Ну, а Савеловский? — спросил Фомин, который знал, что в Москве девять вокзалов.

— С Савеловским плохо! — сокрушенно признал Ячменев. — Он не имеет специфического запаха. Именно поэтому возник проект о сносе Савеловского вокзала как бесполезного!

Ревностные помощники молчали, потрясенные замечательным носом своего наставника.

— Если от этого человека, — пришел в себя Фомин, имея в виду Ростовского, — несет Казанским вокзалом, значит, он тоже замешан в убийстве!

— Не торопитесь с выводами! — одернул прыткого Фомина Георгий Борисович. Он на секунду задумался, затем пошел к выходу и поманил помощников за собой. В коридоре он шепотом отдал Ивану важное приказание:

— Возьмите рукопись, положите в библиотеке на стол, выйдите, заприте дверь на ключ, а ключ спрячьте в карман. Пока меня не будет, пожалуйста, дежурьте в коридоре и никуда не отлучайтесь!