Убийство русалки - [7]
Ханс Кристиан заметил, что по лбу у него течет пот. Он продолжил читать, не мог же он взять и замолчать?..
– Мы пошли к развалинам виллы Тиберия, – читал он и поднимал вверх руку, показывая, как величественно руины простирались в итальянское небо. Это не очень помогло. По меньшей мере половина публики переместилась к окнам салона и смотрела на улицу, поглощенная тем, что там происходило, даже если это всего лишь стук лошадиных подков по булыжной мостовой. Но он не смог составить конкуренцию даже этому банальному явлению городской жизни.
Ханс Кристиан посмотрел в текст своих путевых заметок об Италии. Ему не хотелось больше их читать, но нужно было закончить. Его ждал небольшой гонорар, а ему нужны были деньги, чтобы заплатить за жилье. То есть они называют это гонораром, чтобы он не терял лицо, но на самом деле это своего рода завуалированная милостыня. Это знал и он, и все остальные. Он встретился глазами с Эдвардом – за раздражением во взгляде скрывается жалость. «Эдвард мне как брат», – обычно говорил Андерсен, чтобы всех успокоить. Но он значил для него что-то большее, более важное и значительное.
После возвращения из Италии – и критики, ударившей как удар плетью ниже спины, – Эдвард предложил Хансу Кристиану начать писать для детей. «Они же любят всякие истории», – сказал Эдвард. Его друг, конечно, желал ему только добра, но Ханс Кристиан услышал кое-что другое. Он услышал истину, которая спряталась, как острая игла, за дружеским советом. Когда поэт недостаточно хорош, чтобы писать для взрослых, ему остается только сочинять для детей. Но Ханс Кристиан вообще не любил детей. Ему не нравилась их неприкрытая злость, дикость их природы и пальцы, вечно засунутые во всевозможные отверстия. Еще в детстве он невзлюбил детей, да и в школе предпочитал ходить за руку с учителем. Нет, это решено. Он никогда не будет писать ничего подобного. Лучше уж поехать домой в Оденсе, лучше бросить это все, лучше исчезнуть. Его собственный отец пошел тем же путем. Он мечтал о чем-то другом, он был умен, слишком умен для сапожника, но всегда был только им.
За исключением Эдварда, все уже смотрели на улицу, где за стеной, огораживающей поместье Колинов, остановился экипаж. В утреннем воздухе раздалось лошадиное ржание. Ханс Кристиан повернулся к окну и увидел полицейского, входящего в ворота.
Где-то далеко реальность постучала в двери с сокрушающей силой. Они открылись. Нет смысла сейчас читать, нужно подождать, все слышат решительные шаги в передней, затем на лестнице на второй этаж, все взоры обратились от окна на дверь салона.
Все встали, произведя изрядный шум. Полицейский в черной шляпе зашел внутрь.
– Ханс Кристиан Андерсен, – заявил полицейский, и все присутствующие теперь переводили взгляды с полицейского на Ханса Кристиана так, как обычно смотрят на шар, сбивающий кегли.
Полицейский протолкнулся среди шепчущейся публики, которая расступилась в сторону, желая своими глазами наблюдать разворачивающуюся сцену. Наконец, он встал перед Хансом Кристианом, который все еще сидел и бесцельно сжимал свои бумаги.
Ханс Кристиан сглотнул, посмотрел на свои путевые заметки из Италии, потом перевел взгляд на Эдварда, который в недоумении пожал плечами. Неужели все так плохо, что его даже приходится арестовать?
– Вы – Ханс Кристиан Андерсен? – справился полицейский и положил руку на бляху на ремне. Он, очевидно, был таким же, как другие полицейские, с которыми Ханс Кристиан сталкивался в Копенгагене, где так щедро раздавали увесистые оплеухи, удары палкой и принудительные прогулки в сточную канаву. В Оденсе полицейские были другими, более дружелюбными, готовыми выслушать, если человек хотел объясниться.
– Отвечайте, вы! – рявкнул полицейский.
– Да.
– Значит, следуйте за мной. – Полицейский решительно взял Ханса Кристиана за плечо.
Ханс Кристиан снова посмотрел на Эдварда.
– Все и правда так плохо? – спросил он.
Эдвард шагнул вперед.
– Уважаемый, что происходит?
Полицейский, похоже, узнал Эдварда Коллина и сразу убрал руку от Ханса Кристиана. Еще одно доказательство того, как низко общественное положение Ханса Кристиана. С ним можно обращаться, как с грязным уличным мальчишкой, из тех, что подбирают у городских ворот упавший из переполненных крестьянских повозок товар.
– Это приказ директора полиции, господин Коллин, – ответил полицейский. – Он хочет поговорить с Андерсеном.
– О чем? – спросил Ханс Кристиан. Его нижняя губа задрожала, а в мыслях он перебирал все свои недавние поступки. Он сделал что-то не то, он написал что-то не то, этот человек узнал, что именно он записал у себя в дневнике?
– О чем? – повторил Эдвард, и по собранию пробежала дрожь. – О чем Козьмус Браструп[11] будет разговаривать с господином Андерсеном?
Полицейский выглядел смущенным.
– Я сожалею, но я получил ордер на арест от директора полиции. Господин Андерсен должен проследовать за мной.
