Убийство на кафедре литературы - [60]

— Я не собираюсь копаться в литературных журналах! — Арье Леви стукнул кулаком по столу. — Выбрось это из головы!

— Дело в том, что публикация в таком издании привлекает внимание аудитории, приносит уважение, дает определенный статус и все такое, что имеет значение и в других кругах, а Тирош все решал, — объяснил Михаэль глуховатым голосом.

— Ладно, мы тебя поняли, а теперь я спрашиваю, — сказал Леви, когда все встали, и положил свою толстую руку на затылок, — вы отработали вопросы безопасности? Политические мотивы?

— Отработали, — подтвердил Белилати. Леви глянул на него с сомнением.

Когда все уже собирались выходить, он напомнил Михаэлю, что еще до наступления вечера будут готовы результаты допросов на детекторе лжи.

— Где ты будешь в течение дня? — озабоченно спросила Циля Михаэля, когда они вышли из кабинета.

— Вначале — на горе Скопус, снова у Тувье Шая, может, всплывет что-то новое, — он задумался и вытер лицо, — оттуда я тебе позвоню, когда закончу.

— Возьмешь кого-нибудь с собой, чтобы сидел в машине и записывал разговор?

— Пошли, Альфандери, — позвал Михаэль из конца коридора, — поедешь со мной.

Альфандери водил машину, в которой была установка записи и прослушивания.

— Почему они не ставят здесь кондиционер? — недовольно спросил Альфандери, когда они сели в раскаленную машину. — Им не жалко оборудования?

Михаэля тоже это злило, но он ничего не ответил. В тысячный раз он смотрел на могучую входную арку Русского подворья и восхищался русским дворцом, обрамлявшим площадь. Внутреннее его пространство пересекали тонкие стены, образующие служебные помещения. Солнце освещало русскую церковь. Было тихо. По воскресеньям оттуда раздавалось пение православных монахов — иногда он слышал мелодию, проходя мимо или проезжая в машине. Это пение всегда его волновало.

Порой он слушал службу вместе с другими, у киоска, и с удивлением отмечал, как пропадает выражение отрешенности на лицах выходящих со службы людей и они возвращаются к своим делам. Он смотрел на зеленую крышу церкви, сияющую на солнце, на приют для православных паломников, построенный великим князем Сергеем из дома Романовых, окинул взглядом всю площадь, весь район Русского подворья, каменные величественные дворцы, с большим трудом приспособленные под бюрократические нужды израильских учреждений, — теперь здесь помещались Общество охраны природы и отдел Министерства сельского хозяйства. И снова, в который уж раз удивился людям, которым их обыденная жизнь кажется чем-то само собой разумеющимся.

Он нашел в бардачке солнечные очки и стал смотреть на дорогу.

Михаэль и Тувье Шай стояли в коридоре у секретарской. Тувье держал в руке тонкую брошюру и картонную папку. Он вытер лоб и нетерпеливо произнес:

— Это последнее занятие в году, и я не могу его отменить.

— Даже после того, что случилось? Ведь вы отменяете лекции по гораздо более тривиальным причинам, посмотрите на доску, — Михаэль показал на приколотые к доске объявления: «По семейным обстоятельствам», — или вообще без указания причины.

— Не говорите «вы отменяете», — зло сказал Тувье, мы ведь не все одинаковы, я никогда не отменяю лекцию просто так. Студентов не предупредили. Почему я должен ими пренебречь?

— Потому что у вас убиты два преподавателя.

Тувье в раздражении остановился, и лицо его приняло прежнее непроницаемое выражение, будто его окатили холодной водой.

— Всему материалу, что я давал в течение года, сегодня нужно подвести итог. Ради этой заключительной лекции я работал весь год. Так подождите полтора часа, вот и все. Вы можете пока с другими поговорить, к чему такая срочность? Только вчера я у вас целый день просидел.

— Вы последний, кто видел Тироша живым, — напомнил Михаэль и, подумав, добавил: — И вы были с ним особенно близки — это мне все говорят.

Шай взмахнул рукой:

— Вы не можете заставить меня отменить мое последнее семинарское занятие. Вчера я уже отменил из-за вас занятие по поэзии.

— А почему вы думаете, что к вам сегодня придут студенты? Они ведь тоже напуганы.

— Мне уже звонили, и я сказал, что занятие состоится. Мы решили ничего не отменять — ни лекций, ни экзаменов. Это ведь конец года.

Михаэль несколько секунд молчал, затем сказал:

— Но я буду ждать вас в аудитории, если не возражаете.

— Как вам будет угодно. Только я не знаю, что вам делать на моем семинаре, вы же ничего не поймете. Я вам объясняю — на нем будет подытожен материал, который мы проходили в течение года. Кроме того, мы будем разбирать очень сложный текст. Не знаю… Как хотите.

Михаэль молча пошел за ним. Они спустились на один этаж по узкой лестнице, прошли по широкому коридору. Дверей не было видно. Лабиринт коридоров. Тувье открыл дверь в освещенную аудиторию, где уже ждали студенты. Прозвенел звонок. Студенты смотрели на Михаэля с любопытством и, как ему показалось, с некоторой опаской.

Пятнадцать женщин, подсчитал Михаэль, большинство молодые, двое — в головных платках, одна — в сдвинутом набок швисе[16]. Было и двое парней, один мужчина постарше, выглядевший очень усталым, он подпирал рукой подбородок. Они сидели за прямоугольными столами, составленными буквой П. Перед ними — раскрытые тетради и книги ТАНАХа