Убийство на кафедре литературы - [102]

— Я слышал, что у вас было много обломов в этом деле, у тебя была целая кассета, и от нее осталась только одна фраза в конце. Так почему все не стерли? Это меня удивляет, если уж стирают, так все.

Было ясно, что он ждет ответа, и Михаэлю волей-неволей пришлось рассказывать. Потом он обвинял в этом погоду и шоковое состояние, в каком находился.

— Это не были свидетельства в точном смысле слова, а нечто, что могло дать новый импульс расследованию. Эту кассету кто-то стер в спешке, находясь в месте, где не должен был находиться. Или он спешил, или что-то ему помешало — это было в машине…

— Стер в машине? — с сомнением произнес Шац. — Как это? Ведь магнитофоны в машинах только для воспроизведения, с их помощью нельзя записывать, и стирать тоже.

Михаэль улыбнулся:

— Видел бы ты эту машину. «Альфета GTV», там стереосистема, как в танцзале. Запись и все такое.

— Вот оно что, — проговорил Шац медленно, переваривая информацию, — а у кого в Израиле есть такая машина?

— У Шауля Тироша была, — ответил Михаэль, хотя ему очень не понравилось любопытство этого любителя сплетен.

— Я слышал, что этот Тирош оставил явные следы использования баллонов. — Лицо Шаца приобрело хитрое выражение, он заморгал и стал грызть кубик льда.

— Скажи, — произнес Михаэль со злостью, — как ты так быстро обо всем узнаешь? Кто тебе все это рассказал?

— Это гораздо проще, чем ты думаешь. У меня есть брат, ты его знаешь.

— Откуда?

— Погоди. Мы с ним не похожи, но мы все-таки братья.

Михаэль почувствовал, как кровь прилила к его лицу:

— Меир Шац с истфака — это твой брат? — спросил он с недоверием.

— Вот именно. Что поделаешь! — засмеялся Шац, широко раскрывая рот. — Мы с ним очень близки, мы потеряли родителей в раннем возрасте, и он был мне как отец. Ну что, ты в шоке? — с нескрываемым удовольствием спросил он и добавил: — Вот почему я тебе доверяю, мой брат о тебе кое-что рассказал. А ты не удивляйся — он у нас в семье интеллигент. Но и у меня есть свое назначение. Я занимаюсь практическими вещами.

— Но это не объясняет, каким образом ты так быстро все узнаешь.

— А у брата есть приятель. Ты и его знаешь — Клейн. Арье Клейн. И он ему кое-что рассказал. Я с братом по телефону почти через день разговариваю, такая вот работа, я схватил Бога за бороду. — Он взял еще виски и продолжил: — И все же есть несколько непонятных мне вещей. Получается, что человек наполнял баллоны для подводного плавания угарным газом и не пытался этого скрыть, что он открыто себя закладывал! Заказать баллоны на имя Клейна? Неразборчивая подпись? Это что такое?

— Да, — вздохнул Михаэль, — но ведь он не мог предвидеть, что мы будем искать в агентствах по продаже химикалий. Но какие у него были варианты? Взламывать лабораторию? Это еще большая опасность.

Шац взглянул на свой стакан, встряхнул кубики льда. В его голосе появились новые интонации, более серьезные. Он будто утратил желание поражать собеседника.

— Я думаю о другом, — медленно проговорил он.

— Например? — Михаэль глянул на часы.

— Я думаю, что здесь проявилась «усталость материала», Тирош хотел, чтобы его раскрыли.

Михаэль молчал. Он посмотрел на Шаца по-новому и понял, что опять ошибся в своих суждениях. После долгой паузы он спросил:

— Ты всерьез думаешь, будто он хотел, чтобы его раскрыли?

— Честно говоря, предполагаю. Хотя на заседании следственной группы я, пожалуй, промолчал бы.

— Это очень интересно, но никак не согласуется с его образом. А что тебя заставило так думать? — спросил Михаэль с любопытством.

— Сказать по правде, — Шац подался к нему, Михаэль смотрел на его потные руки с ухоженными ногтями, — завещание очень странное, а? Будто бы человек улаживает дела, перед тем как уйти. А? — И, не дожидаясь ответа и почти не переводя дыхания, добавил: — Я тебя еще хочу спросить: а в котором часу Додай прибыл в Эйлат?

— Ну вот еще, — запротестовал Михаэль, — ты что, думаешь, мы совсем дураки? У меня есть заверенный документ, что он прибыл в четыре. Уехал с заседания кафедры в одиннадцать тридцать на своей машине. Заведующий клубом подводного плавания говорил с ним в четыре пятнадцать. Даже если бы он летел — а мы выяснили, что этого не было, — не думаю, что он успел бы покончить с Тирошем и быть там в четыре.

— Жаль, у меня была теория.

Михаэль взглянул на собеседника и снова вспомнил, каков был имидж Шаца в полиции и какое впечатление создалось у него самого еще совсем недавно. Он почувствовал себя виноватым и устыдился того, что с первых же минут пытался отмежеваться от коллеги. Теперь он хотел каким-то образом выразить ему свою признательность, но Шац взглянул в зеркало напротив и сказал прежним тоном:

— Слушай, приятель, твой рейс уже совсем скоро, давай-ка поторопимся.

Он взглянул на счет, привычным жестом оставил на стойке несколько монет и повел Михаэля к выходу на посадку.

— Надеюсь, ты не будешь в шоке, услышав, как они там на Юге разговаривают. Не знаю, как у тебя с английским, дружок, но даже я понимаю их с трудом, хотя сижу здесь уже три года. — Он рассмеялся. — Позвони мне оттуда, если захочешь, если тебе что-нибудь будет нужно. Может, ты еще передумаешь и мы гульнем с тобой, когда вернешься.