Убийство на дуэли - [51]
Я встал с дивана, подошел поближе и сел на один из свободных стульев. Посол читал медленно, и даже я, со своим совсем плохим французским, мог понять отдельные слова и уловить общий смысл, особенно когда часто упоминались известные имена. Но чем дальше читал посол, тем почему-то меньше я понимал, о чем идет речь. Мелькали одни и те же имена, а ход событий терялся за ускользающими фразами.
Я размышлял не над тем, что слышал, а над тем, что мне делать — уйти, так как чтение могло затянуться далеко за полночь, или остаться и попытаться поговорить с Югорской. Но как с ней вести разговор? Спросить ее о том, знала ли она о дуэли князя? Сказать ей, что я знаю, кто она: незаконнорожденная дочь князя Голицына? И потом мнение Кондаурова Григория Васильевича о Милеве?.. Почему в убийстве князя он подозревает именно Милева? Я поискал глазами Милева среди присутствующих. Его нигде не было. Мой разговор с Югорской мог только спугнуть ее. А вдруг она не дочь князя Голицына? Даже мне вся эта история показалась невероятной. А вдруг княжну ловко обманывали, чтобы выуживать из нее деньги? Мог ли Милев быть убийцей? Да, мог бы. Если судить по его лицу и глазам. По манере говорить. По холодному презрению, которое сквозило в каждом его жесте. По тому ощущению, которое возникало во время разговора с этим человеком.
Нет, лучше посоветоваться с Бакуниным. Ведь узнав обо всем, что стало известно мне, он обязательно захочет поговорить с Югорской и с Милевым. Мой разговор только даст им возможность подготовиться.
Обдумав все это, я поднялся и, не привлекая внимания, вышел из зала, прошел в прихожую, оделся и вышел на улицу. Была половина одиннадцатого. Сырой влажный воздух казался прохладным, на небе висели какие-то обрывки мрачных облаков. Но полная луна сияла во всю силу и заливала мертвенно-бледным светом улицы северной столицы. Пройдя несколько шагов вдоль дома, я оказался под окном второго этажа.
Через открытую форточку было хорошо слышно, как французский посол читает свою повесть о любви княгини Долгорукой и Александра II, написанную по-французски. Все эти события произошли давным-давно. Может быть, в то время, когда моя мать, влюбленная в главного героя романа «Дубровский», сбежала к похожему на него молодому офицеру, превратившемуся, то ли по воле судьбы, то ли по предначертанию автора романа, в разбойника.
А впрочем, нет. Александра II убили в 1881 году. Значит, все эти события, связанные с любовью княгини Долгорукой и императора, произошли намного раньше. Лет на десять раньше, чем моя мать, повинуясь своей женской судьбе, воплотила в реальность роман нашего знаменитого поэта. И я, часть этой реальности, стою под окном и слышу, как французский посол на своем французском языке повествует о тайнах любви, случившейся в те далекие времена.
— Садитесь, князь, пора домой, — услышал я вдруг за спиной голос.
Оглянувшись, я увидел извозчика. Но нет, это был не извозчик, а Селифан в коляске с поднятым верхом.
— Селифан! — обрадовался я. — Как ты здесь оказался?
— Известно как, — ответил Селифан, но в дальнейшие объяснения пускаться не стал.
Я влез в коляску и, к еще большему удивлению, увидел в ней Бакунина.
— Антон Игнатьевич! А как вы…
— Известно как, — шутя повторил слова Селифана Бакунин. — Ну, брат, гони, улицы что твоя скатерть, гони, Селифан.
Селифан не заставил себя упрашивать, хлестнул лошадей, и мы помчались. Помчались со страшным шумом и стуком — так по крайней мере казалось, по-видимому из-за ночной тишины.
Пока Селифан вез нас до дома, — а гнал он так, будто мы или спасались от погони, или сами кого-то преследовали, — я едва успел кратко, отрывочно пересказать Бакунину все, что узнал во время посещения Югорской. Конечно же, самое главное: Югорская или незаконнорожденная дочь князя Голицына, или ловко выдает себя за таковую, чтобы шантажировать княжну. На вечер к Югорской княжна пришла по просьбе Григория Васильевича Кондаурова, который убийцей князя считает Милева. Послезавтра княжна, судя по ее словам, покинет Петербург, уплывет на пароходе.
— Да, братец ты мой, — сказал, выслушав все это, Бакунин. — Вот тебе и зацепочки для умозаключений. И не одна или две, а даже больше, чем надо.
— Княжна убеждена, что князь убит террористами. И ни Милев, ни Югорская не имеют к этому никакого отношения.
— Княжна наивна, — ответил Бакунин.
— А что думаете вы?
— Все то же: и княжна, и Югорская, и, вероятно, этот Милев так или иначе имеют отношение к делу.
— Ну, а что в ресторане «Век»?
— Ничего нового, все, как рассказал Акакий. Я больше всего хотел посмотреть на панораму у окна, перед которым сидел Толзеев. Поблизости удобных мест для засады нет. И потом этот ветер…
— А что ветер?
— Все в один голос твердят о том, что налетел шквальный ветер. Так невольно начинаешь думать, что эту пулю носит ветром.
— Вопреки законам физики?
— Нет, князь. Я все-таки больше полагаюсь на законы физики.
В этот момент коляска остановилась у крыльца особняка Бакунина. Мы отпустили Селифана, Бакунин довольно щадяще стукнул медной треуголкой по голове императора всех французов, и Никифор впустил нас в дом. Мы отдали ему верхнюю одежду, и Бакунин нарочито громко, так, чтобы, может быть, услышал Василий в своей комнатке, расположенной здесь же на первом этаже, сказал:
Трудная и опасная работа следователя Петрова ежедневно заканчивается выпивкой. Коллеги по работе каждый вечер предлагают снять стресс алкоголем, а он не отказывается. Доходит до того, что после очередного возлияния к Петрову во сне приходит смерть и сообщает, что заберет его с собой, если он не бросит пить. Причем смерть не с косой и черепом на плечах, а вполне приличная старушка в кокетливой шляпке на голове…
-Это ты, Макс? – неожиданно спрашивает Лорен. Я представляю ее глаза, глаза голодной кобры и силюсь что-нибудь сказать. Но у меня не выходит. -Пинту светлого!– требует кто-то там, в ночном Манчестере. Это ты, Макс? Как она догадалась? Я не могу ей ответить. Именно сейчас не могу, это выше моих сил. Да мне и самому не ясно, я ли это. Может это кто-то другой? Кто-то другой сидит сейчас на веранде, в тридцати восьми сантиметрах от собственной жизни? Кто-то чужой, без имени и национальной принадлежности. Вытянув босые ноги на солнце.
Аберистуит – настоящий город грехов. Подпольная сеть торговли попонками для чайников, притоны с глазированными яблоками, лавка розыгрышей с черным мылом и паровая железная дорога с настоящими привидениями, вертеп с мороженым, который содержит отставной философ, и Улитковый Лоток – к нему стекаются все неудачники… Друиды контролируют в городе все: Бронзини – мороженое, портных и парикмахерские, Ллуэллины – безумный гольф, яблоки и лото. Но мы-то знаем, кто контролирует самих Друидов, не так ли?Не так.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что может получиться у дамы с восьмизарядным парабеллумом в руках? Убийство, трагедия, детектив! Но если это рассказывает Далия Трускиновская, выйдет веселая и суматошная история середины 1990-х при участии толстячка, йога, акулы, прицепа и фантасмагорических лиц и предметов.
«Иронический детектив» - так определила жанр Евгения Изюмова своей первой повести в трилогии «Смех и грех», которую написала в 1995 году, в 1998 - «Любовь - не картошка», а в 2002 году - «Помоги себе сам».
…Первым делом я ощутила ужасный холод, пронизывающий каждую клетку моего тела. Режущая боль в запястьях и лодыжках объяснялась какими-то путами, которых я не видела, поскольку лежала лицом вниз. Вокруг было темно. Над головой визжал ветер, а вокруг парили белые хлопья. Я лежала в каком-то здании, распластавшись на останках деревянного паркета, отчасти уничтоженного стихиями. Где бы это ни было, сквозняк и снег подсказали мне, что крыша отсутствует. Никаких признаков, что здесь есть люди. Не слышно ничего. Ни дыхания.
«…Первый удар домкрата просвистел мимо и пришелся на подголовник. Вцепившись в крепление ремня безопасности, я с трудом расстегнула защелку и поползла на пассажирское сиденье. И тут на меня обрушился второй удар. Он прошел так близко, что даже задел мои волосы…» Зверски убита пятнадцатилетняя девушка. Ее убийца осужден. Но через двадцать два года он выходит на свободу и заявляет о своей невиновности. Сумеет ли сестра погибшей восстановить справедливость и покарать убийцу?
– Я убила нас обоих. Другого выхода не было. – Джоанна сидела тихо, смиряясь с последними минутами жизни Тимоти Кида, переживая их вместе с ним. Еще какое-то время она могла дышать, жить.Чем больше Иэн Зэкери дергался, тем быстрее умирал. Красное пятно от вина расползалось по дивану, точно кровь Тимоти. Она не готовила подобную картину осуществления правосудия.…Джоанна осталась одна.После вынесения оправдательного вердикта присяжные один за другим умирают насильственной смертью. На месте преступления убийца оставляет на стене кровавый знак: изображение косы.
Дороти Сандерс лежала на спине. Ее лицо и проломленный череп представляли собой сплошное месиво – кровь, осколки кости, вытекший мозг. Волосы тоже слиплись от крови. Она лежала в огромной луже собственной загустевшей крови, темной, как вино. Рядом с ней, на круглом столике, была аккуратно установлена лампа в стиле модерн: монументальная лилия на металлической основе под покосившимся абажуром из гофрированного шелка, настоящая мечта судмедзксперта. И подставку, и зеленый абажур покрывала кровь вперемешку с налипшими волосами.Новое дело инспектора Вексфорда в интригующем романе классика британского детектива Рут Ренделл «Убийство в стиле „психо“».