Убийство на 45 оборотах - [14]

— Ну что, красиво? Я предрекаю вам триумф… Бедный Фожер! Как бы он был счастлив!

Он опустил руки и взволнованно обернулся к ним.

— Так как же?

— Нет, — жестко сказала Ева.

— Господин Лепра, — взмолился Мелио, — скажите что-нибудь. Может, вам больше повезет.

— Я отвечаю за свои решения! — отрезала Ева.

— Ладно, — сказал Мелио. — Значит, я отдам ее кому-нибудь другому.

Ева презрительно усмехнулась.

— Славно сказано. Покончим с этим… Вы имеете в виду Флоранс Брунштейн, не так ли?

Мелио взглянул на Лепра, словно призывая его в свидетели.

— Может быть и Флоранс.

Ева взяла сумку, перчатки и встала.

— Ей-то все едино, но вас, господин Мелио, я считала деликатным человеком.

— Вы пожалеете об этих словам, мадам, — сказал Мелио.

Ева пересекла кабинет и остановилась возле двери. Лепра проследовал за ней.

— Вы, разумеется, собираетесь выпустить песню как можно скорее?

— Я подпишу контракт завтра. Ее исполнят на гала-вечере на радио. Я ничего не упущу, чтобы обеспечить успех.

Ева вышла, поджав губы. Мелио удержал Лепра за рукав.

— Я крайне огорчен, — выдохнул он. — Попробуйте что-нибудь сделать. — И он закрыл за ними дверь, тихо, словно входил в комнату больного.

Она остановилась на улице Камбон, спиной к витринам. Лепра, шедший сзади, пытался найти какие-то слова утешения. Ему передавались ярость и тревога Евы, он чувствовал себя усталым, износившимся, старым и никчемным. Когда-то, играя в кафе, он был счастливее, пусть у него и не было никакой надежды прорваться. Он ничего не ждал тогда. Радовался любой ерунде — прогулкам, встречам, любил сыграть для себя, просто так, пассаж из Моцарта. Он ждал большой любви. И получил ее!

На этот раз Ева сама взяла его под руку и улыбнулась. Он снова расслабился. Жизненная сила и властность этой женщины всегда удивляли его, ведь он считал себя фаталистом.

— Не дуйся, Жанчик.

— Мне так неприятно все, что произошло.

— Подумаешь. Я давно Мелио насквозь вижу. Он меня не выносит. Знаешь, чего мне хочется?.. Я сейчас вернусь домой, переоденусь… мне это черное уже обрыдло…

— А… что скажут?

— Да плевала я… Я встречусь с тобой через час… где скажешь. Перед Датским Домом, а? Ладно?

Она уже вытянула руку, чтобы остановить такси.

— Пройдись немного и выкинь это все из головы… Жизнь только начинается!

Она скользнула в машину, опустила стекло, чтобы махнуть ему на прощание, и Лепра остался один, в толпе. Тут он заметил, что еще светит солнце, что лучи играют на фасадах, а над крышами синеет небо, и любовь снова разлилась по нему живительным соком. Он распрямил плечи, закурил, беспечным движением выбросил спичку и сел за столик в самом шумном из ближайших кафе. Вновь входящие то и дело задевали его. Мимо совсем близко проносились дрожащие автомобили, внося в шум вечера еще больше суетности. В этих иллюзорных золотистых сумерках все их планы казались реальными. Лепра мысленно вернулся к своим заботам и счел их чрезмерными. Пластинка? Песня? Просто ловкий способ досадить Еве, только и всего. Мелио не осмелится предложить песню Флоранс, это просто угроза. Лишь одно по-прежнему волновало его: зачем Фожер записал эту пластинку? Неужели он и правда чего-то опасался? Лепра попытался взглянуть на себя глазами окружающих. Он никогда не думал о том, чтобы убить Фожера. И, тем не менее, воспользовался первой же возможностью… Он не считал себя преступником. Но может, в нем и на самом деле кроется что-то жестокое, алчное, и это не укрылось от Фожера? Что он, собственно, за человек? Неужели он снова, в который раз, примется подводить итоги? Ева говорит, что он жестокий, но не злой. Жестокий? В основном к себе самому. Это жестокость человека, который хочет вырваться из усредненности. И вообще, он защищался. Если бы он не ударил первым, Фожер не колеблясь убил бы его. Фожер наверняка вернулся на виллу, чтобы объясниться с ним как мужчина с мужчиной. Это так на него похоже…

Лепра с отвращением допил пресное пиво. Надо придумать себе извинение, и все. Не так-то просто. Вот бы жить в полной гармонии с самим собой, как Ева. Видеть себя насквозь, не искать себе прощения. Этакая монолитная глыба. Подле Евы он не казался себе сильным и отважным. И теперь уж пора признаться: он нуждался в ней. Но при условии, что он будет бороться, не уступит ни Мелио, ни Флоранс — никому. Если она сдастся, он тоже даст себе волю. Но до какой степени?

Он бросил на тарелку мелочь и медленно пошел по бульвару, разглядывая проходящих женщин. В его голове крутился один и тот же вопрос: кто? Он отмахивался от него, как от надоевшей мухи. Кто послал пластинки? Никто… Сам Фожер попросил какого-нибудь приятеля… Какая разница! Стоял тихий теплый вечер. В сером воздухе мигавшие фонари казались ночниками. Это потрясающие минуты, их надо впитывать, слушать, как угасающую мелодию. Фожер сумел бы это выразить… Фожер… К черту Фожера!

Лепра дошел до Елисейских полей и направился навстречу заходящему солнцу. Все здесь кричало об успехе, деньгах, легкой жизни. Мимо пешеходов неслышно скользили американские автомобили. Сверкали афиши кинотеатров. На оградах сияли большими буквами знаменитые имена: Брайловский, Рубинштейн, Итурби… Лепра с какой-то яростью запрокинул голову, отдаваясь этим огням. Ему необходима была Ева, как необходимо было счастье, могущество, безопасность. Он страстно желал быть каким-нибудь из этих мужчин, которые выходили из «бьюиков» и «паккардов». И так же пламенно жаждал он этих женщин, этих идолов, высокомерных и недоступных.