Убийство Халланда - [14]

— Я за ней присматриваю, она сестрина, — ответил он, оставаясь в тени деревьев.

— А еще у тебя гости.

Я отвернулась и снова посмотрела на фьорд. Стоять с обслюнявленной рукой было невероятно противно, но не вытирать же ее у него на глазах.

— Бесс, — произнес он у меня за спиной. — Это ужасно — то, что произошло с Халландом!

— Да.

— Я его видел.

— Ты был там? На площади?

— Я и тебя видел, только не успел к тебе подойти.

У меня начали зябнуть ноги.

— Я никого не видела.

— Что-нибудь прояснилось?

— Нет.

— У меня остановился один старый друг… ему нужно отыскать в музейном архиве кое-какие фотографии, так что он пока поживет здесь. Ты его уже встретила?

— Мы поздоровались. Для человека, который работает, он что-то слишком уж много рыщет по городу.

— Я думал пригласить вас обоих к себе, но сейчас, мне кажется, не… как ты себя чувствуешь?

Фьорд был теперь зеленым.

— Когда будут хоронить Халланда?

— Хоронить? — Для меня это было какое-то темное слово.

— Разве его не будут хоронить?

Понятия не имею, хотелось ответить мне. Идиотская реплика, правдивый ответ. Очевидно, будут, и что я тогда… хоронить — а как это?

— Тебя навестил Фундер? — спросил он.

— Это называется «навестил»? Ты знаком с Фундером?

— Мы с ним встречались.

— Что это за друг у тебя живет, не шпион ли?

— Извини. Он всего лишь упомянул, что видел Фундера. По-моему, все это просто жуть, и по-твоему, наверное, тоже.

Он скосил на меня свои голубые-преголубые глаза.

— Тебе бы соломенную шляпу, — сказала я. — Для полного шика. — Он покачал головой. — Помнишь, как мы поссорились?

— Да мы никогда не ссорились! — запротестовал он.

— Ты орал на меня — дескать, я должна писать книги с содержанием!

— Так мы ж были пьяные!

— Я — нет.

— Да это я про себя.

— У нас были разногласия по поводу того, за что стоит бороться! Я борюсь за свое, а вы все вечно хотите, чтобы я боролась за что-то другое, — это так утомительно!

— Вы все! — повторил он.

— Да. Ты и Халланд. И кое-кто еще.

— Мы блуждаем в потемках и спим![15] — проговорил он.

Он стоял совсем рядом. Он был настоящий, от него слегка пахло кисло-сладким.

— Теперь-то я уже не сплю, — сказала я.

— А я думаю, что все-таки спишь.

Собака заскулила, он отпустил ее с поводка, и она побежала к воде. Вода была все еще зеленой.

13

Это в память о Хартвиге Матисене.

Родился в 1898-м.

Умер 5 ноября 1912-го.

И надпись, что он «похоронен, но не забыт».

Ему сравнялось четырнадцать, этому мальцу, до того как он был «похоронен, но не забыт».

У него наверняка были большие планы на жизнь.

Кто знает, о чем он себе мечтал…

Нильс Хаусгор[16] «Хартвиг Матисен»

Прошла неделя с лишним. Я переговорила с Фундером о мертвом теле Халланда, словно речь шла о пачке книг, я поговорила с пастором о мертвом теле Халланда словно о живом человеке. Я поговорила также с агентом ритуальных услуг, куда же от него денешься. Халланда будут хоронить в пятницу, в два часа дня. Гроб понесут Ингер и Брандт, остальных пообещал найти пастор. Мне удалось избежать разговора с Перниллой, уведомив ее мобильный автоответчик, так что свой долг я исполнила — если считать это моим долгом. Смертельно после всего устав, я рано легла, но мне не спалось. Я встала, чтобы еще раз заглянуть в письменный стол Халланда, однако там не завелось ничего интересного, в ящиках было по-прежнему почти пусто. Там всегда было пусто — или же он все оттуда убрал? И где его ноутбук? Я спустилась вниз, к моему столу, и стала просматривать собственные бумаги, коих скопилось порядочно, я попыталась разобрать их и кое-что выбросить — и потерялась среди вороха безразличных вещей. Заметки, квитанции, письма, газетные вырезки, мое бытие.

Я перевела взгляд на окно: светало, на небе проступила красная полоса. Я поднялась, взяв со стола кофейную кружку, это оказалась кружка Халланда, я раньше никогда из нее не пила.

— Ночь уже миновала![17] — громко произнесла я и, откашлявшись, повторила еще раз. Вот это, сказала я пастору, мы и будем петь на похоронах.

Плюсквамперфект. Уставившись в окно, я пробормотала это слово, пробуя его на вкус. Я выдержала экзамен по латыни, поступая в гимназию, — много ли сохранилось в памяти? У меня еще был учебник Миккельсена, Italia terra est, sumus estis sunt, теперь вспомнила — sum es est.[18] Плюсквамперфект, герундив — такие красивые слова. И зачем только я окунулась в этот мир, он же опять для меня закрылся, для чего я там побывала? Я прекрасно знала для чего. Несколько лет это приносило пользу, и до сих пор еще приносит иногда пользу, однако у меня успел появиться новый конек — напрасность всего и вся: к чему все это, если оно так и так скоро пройдет? Что пользы. Работать есть спать. Заниматься любовью? Размножаться. И какая от этого польза?

Внизу смутно виднелась оконечность купального мостика, я там недавно сидела. Я увидела это перед собой и неожиданно почувствовала озноб. Легкая жертва для того, у кого наверху в садах есть ружье. Кто стрелял в Халланда? Собирался ли он застрелить и меня? Почему мне это ни разу не пришло в голову, почему я не боялась? Но потом у меня отлегло. Никто не собирается меня застрелить. И никто не собирался стрелять в Халланда, хотя это и произошло.