Убийство Генриха IV - [10]

«Спрошен, причащался ли в день Пасхи и в день своего отъезда. — Сказал, что нет и что сделал это в первое воскресенье Великого поста, но тем не менее заказал святую мессу в церкви святого Павла в Ангулеме, в своем приходе, считая себя недостойным приближаться к столь священному и столь высокому таинству, исполненному тайны и непостижимой силы, ибо еще чувствовал в себе досаду, вызванную оным искушением убить короля; в таком состоянии он не желал приближаться к драгоценному телу своего Бога…», но «надеялся, что, когда его мать воспримет Бога в той жертве, какую он принес, он будет соучаствовать в ее причащении, веруя, что с тех пор, как он пребывает в миру, она более исполнена религиозной любви к своему Богу, нежели он, обвиняемый… А также просил Бога тогда, просит теперь и будет просить до своей смерти, дабы он соучаствовал во всех святых причастиях, каковые творятся монахами, монахинями, сестрами и добрыми мирянами и прочими, каковые составляют католическую церковь, апостолическую и римскую, причащающимися веры матери нашей святой Церкви, драгоценного тела нашего Господа и искупителя, дабы воспринимаемое ими получал и он, веруя, что является членом того же тела, что и они, во едином Иисусе Христе…» Эта вера в свою общность со святыми безупречна и трогательна.

«…Сказал, что не спорит: (в убийстве) был движим собственным и личным побуждением, противным воле Бога, творца всего добра и истины, противника дьявола, каковой есть отец лжи; но теперь, выслушав внушения, каковые сделали ему мы, признает, что не смог или не возжелал противостоять сему искушению, не обладая способностью людей воздерживаться от зла, и что теперь, когда он объявил всю правду, ничего не сокрыв и ни о чем не умолчав, он надеется, что всеблагой и милосердный Бог простит его и отпустит ему грехи, ибо обладает большим могуществом, чтобы отпускать грех через посредство исповеди и отпущения грехов священником, нежели люди — чтобы грешить перед Ним; он просит Святую Деву, мессира святого Петра, мессира святого Павла, мессира святого Франциска, в слезах, мессира святого Бернара и всю небесную курию рая просить за него и быть его заступниками и ходатаями перед Всевышним, дабы Он водрузил свой крест между его смертью и осуждением его души и адом; тем самым он просит о причастности к заслугам Господа нашего Иисуса Христа в Его страстях и надеется на оное, смиреннейше моля Его даровать ему милость приобщения ко всем сокровищам, каковыми Он наделил апостолическую власть, сказав: Tu es Petrus[31]…»

Какой католик не увидит своего брата в этом кающемся грешнике, который смиренно признает свою вину, молит Деву Марию и святых о заступничестве и целиком полагается на заслуги Иисуса Христа и милосердие Божье? Да, Равальяк — человек глубоко верующий, отличающийся пылким благочестием, весьма сведущий в своей религии, наделенный пламенным милосердием, превосходный католик.

К сожалению, этот богомолец — также визионер и одержимый. Свои видения он с готовностью описывает. «Будучи заключен в тюрьму за долги, в Ангулеме, творя мысленные молитвы… он ощутил в ногах зловоние серы и огня, выказывающие существование Чистилища вопреки заблуждению еретиков…» К форме, в какой это выказывалось, Равальяк особо не придирался. И потом, он неверно ставил вопрос. Проблема лежала не в сфере опыта. «Пребывая вне тюрьмы, в субботу после Рождества, ночью, сотворив мысленную молитву в своей постели, соединив руки и скрестив ноги, он продолжал ощущать нечто на своем закрытом лице и устах, чего не мог различить, ибо была полночь; и, будучи в таковом состоянии, возымел желание спеть псалмы Давида, начиная с Dixit Dominus[32] и далее, до конца псалма с Miserere[33] и De profundis[34] все целиком, и мнится ему, что при пении оных держал он у уст трубу, издававшую звук, подобный звуку военной трубы. На следующее утро, поднявшись и сотворив на коленях молитву, обычным образом воссоединившись с Богом, он встал, сел на стульчик перед очагом, далее, проводя по голове гребнем и видя, что день еще не наступил, он заметил, что одна головня тлеет; закончил одеваться, взял стебелек виноградной лозы, соединив его с головней, где был огонь, встал обоими коленями на землю и принялся дуть и непрестанно зрел при этом по обеим сторонам от своего лица, справа и слева, в свете огня, возникавшего благодаря дуновению, облатки, подобные тем, каковыми обычно причащаются католики в храме Божьем, а ниже своего лица, справа от уст, видел сбоку свиток такой же величины, какой воздымает священник во время службы Господу, во время мессы…» Бог во множестве ниспосылает ему образы облаток, чтобы укрепить веру в истинность святой евхаристии, в свое реальное присутствие, в пресуществление, вопреки еретикам, и напомнить ему о долге истинного христианина.

Человек с больными нервами, со слабо развитым интеллектом, который слишком много ходит пешком, слишком много молится про себя, недостаточно спит, легко поддается фантазиям, — вот каков наш Равальяк с одной стороны. Понятен и ответ иезуита д’Обиньи, к которому он ходил исповедоваться: «Поскольку это скорее фантазии, нежели видения, и порождены они помутненным разумом, как показывает его лицо, ему следует есть добрую похлебку, вернуться в свои края, перебирать свои четки и молиться Богу». Спокойная жизнь, хорошее питание, успокоительные молитвы — воплощенный здравый смысл.