Ролан Мунье — историк с репутацией консерватора
Предисловие к русскому изданию
Хорошо, что начинается знакомство российской публики с творчеством выдающегося французского историка Ролана Мунье (1907–1993).
Плохо, что это происходит так поздно.
То, что наша культура франкоцентрична, — общеизвестно со времен Грибоедова. К тому же за последние два десятка лет благодаря издательским программам французского правительства перевод и публикация практически любого французского автора могли стать безубыточным коммерческим предприятием. Да и писал Мунье на темы, заведомо интересные для наших читателей, взращенных на книгах Дюма. Так почему же имя этого автора до сих пор практически неизвестно в России?
В советские времена это можно было бы объяснить идеологическими причинами — Мунье не скрывал своих консервативных взглядов, и его часто именовали антикоммунистом. Но и во времена постсоветские Мунье также не везло. Он явно не принадлежал к движению «Анналов» — а издатели почему-то уверовали в то, что современную историческую мысль Франции представляют только «анналисты» (одного лишь Жака Ле Гоффа издали восемь раз). Не походил он и на историков, пробавляющихся занимательными биографиями королей или сулящих читателю распутывание разнообразных тайн истории (кто скрывался за «Железной маской», в чем состояла «тайна Тамплиеров» и кем была «настоящая Жанна д’Арк»). Но возможна и другая причина — угловатая старомодность Мунье. Всем своим творчеством он опровергал мнение о том, что традиционную историю надо списать в утиль после стольких «коперниканских революций», произведенных в гуманитарных науках. Можно ли писать исторический текст без терминов «симулякр», «эпистема», без анализа дискурсов, темпоральностей и телесностей? Оказывается, можно, и совсем неплохо. Более того, проходит время — и «симулякры» с «темпоральностями» смотрятся на фоне его книг как ржавеющий корпус Центра Помпиду на фоне особняков соседнего квартала Маре. Впрочем, последнее соображение уже походит на «теорию заговора», а к этим теориям Мунье обычно относился скептически…
Ролан Мунье родился в 1907 году. Обучаясь в Сорбонне, он посещал еще и курсы «Высшей школы практических исследований». Это учреждение было основано еще в 1866 г. с целью ликвидировать наметившееся отставание французской исторической школы от школы германской. Если в традиционной французской системе преподавания определяющая роль отводилась красноречию лектора, читающего общие курсы, то в «Высшей школе» занятия строились по системе, разработанной Леопольдом фон Ранке, где упор делался на практических занятиях с источниками и на исследовательских семинарах. Один из рецептов творческого успеха «школы Мунье» заключался в последовательной реализации мэтром этих научно-педагогических принципов, воспринятых в годы обучения ремеслу историка. Окончив университет, молодой преподаватель работал с 1932 г. в престижном коллеже Корнеля в Руане. Здесь, опираясь преимущественно на нормандские архивы, он начал работу над своей диссертацией под руководством Жоржа Пажеса, специалиста истории XVII в. Другим его учителем был знаток французского права А. Оливье-Мартен, прививший Ролану Мунье редкую для историков его поколения любовь к сочинениям юристов. Вскоре Мунье начал преподавать и в столичных коллежах, оставаясь при этом связанным с Руаном. Во время войны Мунье участвовал в Сопротивлении и был арестован руанским гестапо. Чудом ему удалось избежать концлагеря.
В 1945 г. он защитил диссертацию и опубликовал ее в виде объемной книги, посвященной продаже королевских должностей при Генрихе IV и Людовике XIII[1].
Историки, изучающие институты старой французской монархии, обычно видели в практике продажи должностей («vénalité des offices») коррупцию, абсолютное зло, разрушающее работу механизма государственного управления. Мунье, развивая идею, некогда высказанную Паже-сом, подошел к этой практике как к социальной проблеме, концентрируя внимание на том, какие группы в первую очередь становились собственниками должностей. В его работе новым был выбор источников — анализ данных парижских центральных архивов (где были сконцентрированы сведения об актах продажи должностей и их реальной стоимости) сочетался с доскональным знанием локального нормандского материала. В итоге получилась стереоскопическая картина прошлого, основанная на массовом источниковом материале. Порывая с традиционной практикой историков цитировать лишь отдельные примеры, Мунье продемонстрировал свою завидную исследовательскую интуицию и стремление докопаться до социальных причин наблюдаемых явлений, доскональное знание изучаемого общества, включая умение разбираться в экономических тонкостях. Социальный анализ практики продажи должностей давал в руки Мунье ключ к пониманию такого сложнейшего феномена, как Фронда, которая трактовалась им как защитная реакция владельцев должностей на самоуправство чрезвычайных комиссаров — интендантов времен Ришелье.
Работу заметили. То, что именно в сфере социального следует искать объяснение крупных политических событий, было вполне созвучно настроениям авангарда французской историографии, к которому принято причислять круг историков, сформировавшийся вокруг журнала «Анналы».