Убийца. Пьесы - [17]
ОНА. Можешь думать все, что хочешь, но это не игра.
ОН. Ты прокололась.
ОНА. В каком смысле?
ОН. «Хилтон»? Окна на Рехйстаг? Прежде чем сочинять, учи матчасть! Офис Хелен на Жендарменмаркт, через дорогу от «Хилтона». Рейхстаг оттуда не видно. Хоть бы в путеводитель посмотрела, русо туристо…
ОНА. Это неважно.
ОН. Как это неважно?
ОНА. Помнишь, ты говорил о том, что мы сами создаем реальность, которая нас окружает.
ОН. Я говорил про атомы!
ОНА. Какая разница. Если я верю в эти отношения, значит, они существуют.
ОН. Можешь верить во что хочешь. Но уходить от настоящего мужа к выдуманному любовнику – это дурка.
ОНА. Я тебя не люблю.
ОН. А его ты значит, любишь.
ОНА. Его люблю.
ОН. И где вы с ним встречаетесь?
ОНА. Где надо, там и встречаемся.
ОН. Прости мне мое любопытство, но как вы занимаетесь сексом? Как он вообще в этом деле?
ОНА. Поверь, дружок, в этом деле ему нет равных.
ОН. И где вы будете с ним жить? В чертогах твоего разума?
ОНА. Пусть тебя это не беспокоит. Он же миллионер.
ОН. Он твоя долбанная фантазия. Спустись с небес на землю!
Она что-то отвечает ему в ответ. Спор продолжается еще долго, но нам его слушать уже неинтересно. Главное мы узнали.
4. БАРСЕЛОНА
Она сидит за столом, уткнувшись в ноутбук. Он лежит на кровати. В его руке пульт от телевизора. Он переключает каналы. Мы слышим обрывки телепередач на испанском языке – то кусочек мыльной оперы, то трансляция футбольного матча, то новости. И так продолжается довольно долго.
5. РИМ
Гостиничный номер. Она лежит поверх одеяла и щелкает пультом, переключая каналы. Он сидит за ноутбуком, стоящим на столе.
ОН. Вот смотри, из сборника «Вокруг Гротовского». Барба, это один из его учеников, описывает поездку в Индию, где актеры Катхакали выступали на рыночной площади.
(читает) Барба был поражен, что актеры особым магнетизмом привлекали внимание зрителей. Он посетил актерскую школу в Керале и выяснил, что в базовой позиции актеры стоят, опершись на «ребра» стоп, что нарушает привычное равновесие тела. Создается неустойчивый баланс, требующий от актера предельной концентрации. Актер вынужден постоянно расходовать энергию, что и удерживает внимание зрителей.
Он смотрит на нее
ОН. Ты слушаешь?
Она не отвечает
ОН. Я думаю, эту же технику можно применять в писательстве. Нарушение равновесия. Например, Довлатов следил за тем, чтобы в одном предложении все слова начинались на разные буквы, чтобы не было повторов. В принципе, никакой стилистической необходимости в этом нет. Читатель не видит и не осознает этого буквенного разнобоя. Однако автор во время работы постоянно находится в состоянии напряжения, которое передается читателю и удерживает его внимание.
Пауза
ОН. Самое главное – это энергия, которую автор вкладывает в свое произведение. Слова, мысли, идеи, характеры, сюжет – это все херня. Получает читатель энергию – он счастлив. Не получает – ему сразу становится скучно. Эмоциональная связь пропадает.
Пауза
ОН. Мне кажется, что граница между искусством и не искусством проходит там, где заканчиваются эмоции и начинается разум. Весь концептуализм – это жульничество именно как концепция. Вот эта энергия, которая воздействует на эмоции, она должна исходить от самого произведения, а не от таблички с длинным и замысловатым названием. Потому что в этом случае человек как бы сам с помощью своего разума заставляет себя испытывать какие-то эмоции. Он сам становится автором произведения.
Вот смотри, как это работает. Например, Ротко. У него картины состоят из там, полосок, квадратов. А иногда просто холст разделен на две части. Одна раскрашена одним цветом, другая – другим. Казалось бы, все очень просто. И называется все это – ну, композиция 1, композиция 2. Короче, никаких понтов. Но когда смотришь это в оригинале, это производит очень сильное впечатление. Я был на выставке в Гараже. Я дышать забывал. Это просто красиво.
Пауза
ОН. И возьмем Дэмьена Херста. Акула в формалине. Вот смотришь ты на нее. Обычная акула в обычном формалине. Себестоимость произведения – не знаю, сколько там стоит акула. Хорошо, допустим, триста долларов акула, три доллара формалин. Акулу залили формалином. Ничего не произошло. Красная цена этому делу – триста три доллара. И вот подходит автор и вешает рядом табличку «Невозможность смерти в сознании живущего». И гребаная акула сразу становится произведением искусства и стоит три миллиона. То есть автор вложил свою энергию не в произведение, а в его название. И если ты будешь тупо смотреть на акулу в формалине, ты будешь видеть акулу в формалине. А если будешь знать, что это произведение называется «Невозможность смерти в сознании живущего», ты будешь думать о том, что пока ты живешь – нет смерти. А когда умрешь – не будет тебя. Значит, смерти не существует. Ура-ура, катарсис, аплодисменты автору. Только этот катарсис ты устраиваешь себе сам. И акула в формалине тебе для этого в принципе не нужна. А за нее ведь деньги уплочены. Три миллиона кэшем. И вот критики начинают что-то такое находить уже и в самом произведении – мол, так приятно стоять часами у этого аквариума и любоваться нежно-голубым оттенком формалина… братцы, зачем пялиться в аквариум, лучше выглянуть в окно и любоваться нежно-голубым оттенком римского неба…
В сборник вошли пьесы, написанные в 2005—2019 годах. Практически все пьесы, представленные в сборнике, были поставлены на сцене в России и за рубежом.
В книге публикуются произведения, участвовавшие в первом фестивале «Новая пьеса для детей», который состоялся 5–7 января 2015 года на Новой сцене Александринского театра. Были представлены образцы современной пьесы для детской и подростковой аудитории не только молодых авторов, но и добившихся признания опытных драматургов: Максима Курочкина, Павла Пряжко. Наглядным образом участники фестиваля доказали, что театр для детей и подростков может стать интересным не только для юных зрителей, но и для взрослых.
Занимательность, живость письма и остроумие не совсем те свойства, которых мы по умолчанию ждём от книги, озаглавленной «Букварь». Была бы доходчивой и полезной, и на том спасибо. Однако «Букварь сценариста» Александра Молчанова — редкое исключение из этого правила: внятный, удобный и по-хорошему утилитарный, он в то же время послужит изумительно приятным, остроумным и увлекательным чтением, в том числе для тех, кто даже в самых честолюбивых мечтах не видит себя в роли сценариста, пружинисто шагающего по красной ковровой дорожке навстречу заслуженной награде.Книга Александра Молчанова — удобный самоучитель по сочинению сценариев для тех, кому это нужно, и увлекательная анатомия кино для всех остальных.
Страшные девяностые закончились, но поделены еще не все деньги и сферы влияния. В городе идет жестокая борьба за власть, в которую оказывается вовлечен молодой писатель. Победит ли тот, кто сумеет заставить его сказать правильные слова? Что важнее для него самого – принять сторону сильного и потерять себя либо пойти против всех, выбрав собственный путь? Писателю придется решать, что для него важнее – новая книга или новая жизнь.
5 февраля 1971-го года. Москва. Ваганьковское кладбище. Возле одной из могил собираются люди в строгих серых костюмах. Они ставят рядом с оградой шесть фотографий в рамках, раскладывают перед ними цветы, зажигают свечи.– Васильев, Стариков, Смирнов, Ласковой, Власов, Зябликов….Напротив кладбища останавливается машина. Опускается боковое стекло. Кто-то фотографирует людей на кладбище. Один из них оглянулся и заметил машину.– Они здесь, быстро, уходим!
1996 год. Журналист областной газеты приезжает в северный поселок, чтобы написать о загадочном исчезновении школьницы, и обнаруживает целый мир — со своими мировыми обидами, мировыми войнами и совсем не мирными сказами. Здесь, в настоящей России, все наизнанку: слово насыщает, как яблоко, от снов загораются дома, а убитые выходят из огня, чтобы отомстить обидчикам. Редакционное задание превращается в охоту, и газетчик уже сам не знает, кто он — преступник, жертва или сказочник.