Убить судью - [42]

— Я понимаю.

Все всё понимают,

Поэтому страдают.

Я вспомнил еще один стих Хот-Дога, он написал его, когда на призывной комиссии в военкомате у него спросили, понимает ли Хот-Дог, почему он никогда не будет служить в армии.

— Давай, дорогой, помнишь свой образ?

— Да... так...

— Ты властитель душ, снимай все медленно, перчатки, цилиндр, ты сама алчность в этом номере, пробирайся к ним в души, хитро так подмигивай, раскрути их...

— Все равно, Илза, вся надежда на тебя.

— Неправда, новичкам всегда везет.

— Это миф.

— У-у-у, увидишь, все будет нормальненько.

Вернулся Пепси.

— Хот-Дога не было?

— Нет.

— Ждем.

— Может, сходить за ним?

Илза стала беспокоиться, но нам это было ни к чему.

— Не надо никуда ходить, Илза!

— Нет, ну, может, он так переволновался, может, он вообще выходить не хочет?

— Он появится, а пока не появится, мы танцевать будем.

В голосе Пепси опять зазвучали хамские нотки, Илза решила успокоиться. Началась «Мани», но как-то мне одному стало страшно выходить в зал.

— Давай!

— Ну...

Илза и Пепси подхватили меня под руки и буквально выпихнули в ресторан. Я оказался один на один с публикой. Конечно, это уже не был дебют, но все-таки сольный номер это большая ответственность. Музыка оказалась абсолютно беспонтовой. В кино я видел, Лайза Миннелли бодро так скакала под нее, и Илза мне все подробно объясняла, что и как делать, но что-то во мне напряглось, может быть, мой самый главный нерв. Полкуплета я так и простоял. А потом подумал, сниму фрак, начну с фрака. Причем снимать я его стал под ритм своей собственной внутренней песни. Внутри меня заиграл «Депеш мод», моя самая любимая песня этой группы — «Энджой зе сайленс». Под нее я и стал раздеваться. Смотреть посетителям было некуда, поэтому смотрели все на меня. И лица были такие, достаточно довольные. То есть я понял, что совсем не важно, чем ты занимался до этого момента, то есть можно оказаться и президентом, и директором атомной станции, и кем угодно, главное, чтобы нашлись люди, которые возьмут тебя под локти и впихнут куда надо. Тут, конечно, еще очень важно, чтобы твой самый главный нерв расслабился, и это обязательно произойдет, если внутри тебя заиграет подходящая мелодия. Когда я снимал перчатки, я уже был королем зала. И турки улыбались, и немцы, и представители других стран Европейского содружества. Я был просто символом глобализации, которая скользила от столика к столику и собирала в свои плавки единую европейскую валюту. Надо же, а ведь в этот момент, даже наверняка в этот момент, судья тоже раздевается, он рассчитывает с пользой провести время, сделать массаж, а я, тот человек, который поставит точку в его судьбе, занимаюсь стриптизом. Поразительно, а чем сейчас занимается тот, кто когда-нибудь запустит стрелу в меня. Надеюсь, чем-нибудь достойным. Такими мыслями я отвлекался и дотянул до конца. Но не песни. На мне оставались только плавки, и кое-что в них уже было. Ждать конца песни совсем не обязательно, скрываюсь.

Я вбежал в комнату. Илза сидела в углу и ничего не понимала. В комнате стоял Хот-Дог, весь мокрый и красный. Пепси прижимал к груди мою куртку и нервничал.

— Ты что, ты не видел, я орал тебе — закругляйся!

— Я не слышал, можно было выпускать Хот-Дога.

— У меня свой танец, как бы я тогда свой танец сделал, мне не продумали хореографию под твою музыку!

— Так, ладно, пришел?

— Да. На столе уже, ждет, гоните!.. Там, это... духота, я как зашел — думал, там, как и везде в банях, система, плесканул воды, но такая парилка поднялась!.. Я еле высидел!

— Вы куда, парни?

Илза захотела прояснить для себя, что происходит. Мы ответили хором.

— Отлить!

Хот-Дог остался с Илзой продолжать шоу-программу, а мы с Пепси пошли за тем, за кем приехали.

— Вдруг там уже массажист. Ты не мог быстрее оттанцевать?!

— Я его вырублю.

— Давай тут, знаешь, резню не будем устраивать.

— Как ты говорил, здесь за это казнят, даже за одного, — так какая разница, скольких мы завалим?

— Нет, я не согласен, кроме судьи я никого валить не буду.

Мы бежали в тренажерный зал, который был на этом же этаже, только в другом конце.

— Так, если там народ, в тренажерке, включаем беговую дорожку, как будто побегать пришли. Полминуты пробегаем и как бы в душ.

— Понятно.

Но, на наше счастье, в тренажерке никого не было. Мы распаковали лук, я достал из рукава куртки стрелу. Куртку мы бросили на какой-то тренажер. Все равно через этот зал возвращаться.

— Все на ужине, нам повезло. Так, делать надо все очень быстро. Я открываю дверь, ты сразу забегаешь, встаешь на одно колено, держишь лук крепко, чтобы он не перегнулся. Я вставляю стрелу и кручу тобой. То есть ты на коленке приспособься, чтобы я мог тобой крутить. Я навожу и стреляю. Лук забираем с собой.

— А разве мы не выкинем его там же, как профессионалы?

— Мы любители, Пепси. Профессионалов потом валят самих после дела, так что лучше быть любителями.

Мы разговаривали и абсолютно не думали, что будем делать, если вдруг в тренажерку кто-нибудь зайдет. Хотя у меня был план в голове и на такой случай... но стрела у нас была только одна и только для судьи.

Прошли душевые. Пробираемся в сауну. На ресепшне, перед косметическим кабинетом и сауной, сидел молодой турок. Он играл в игру на своем мобильнике. Мы прошли параллельно ему вдоль шкафчиков с одеждой. Они все практически были открыты, кроме двух. Здесь, видимо, переодеваются перед сауной. Вот и наша дверь. Я открыл ее резким ударом ноги. В ту же секунду Пепси ворвался внутрь и, видимо, сделал, как я и просил, сел на одно колено, но этого я, к сожалению, не увидел, потому что вся сауна была в пару. Наверное, наш Хот-Дог перепарился тут, о чем он нас, в принципе, и пытался осторожно предупредить. Я стал нащупывать Пепси. Каково ему сейчас? Он каждую секунду ждет, что я начну им управлять и стрелять, а я даже понять не могу — где он.