Убейте льва - [12]

Мимо Простофейры проезжает президентский «студебеккер» с Мордоной — постное лицо и полное одиночество. Затем следуют Благодилья, Пиетон и сеньор Де-ла-Неплохес в чьем-то «мерседесе», и наконец — чета Беррихабалей с компанией, не останавливаясь и на ходу сердечно приветствуя Простофейру, которому приходится скинуть шляпу.

В центре долины Ветров — пустота, а по краям — несусветная толчея. Простофейра пробирается среди мисок с фритангой, ревущих младенцев, бранящихся матерей, плюющих себе под ноги мужчин и добредает до тамаринда, облюбованного для пикника еще накануне, где в тени располагаются супруги Беррихабаль со своим автомобилем, своими гостями и с провизией на столике.

— Когда мы вас увидели, — говорит ему Ангела, вытирая каплю майонеза батистовым платочком, — мы хотели остановиться и пригласить вас ехать с нами, но не успели. Вы уже были за километр от нас.

— Ну что ты, Ангела, милая, что ты говоришь? Простофейре полезно упражнять конечности, — говорит Убивон с полным ртом, куда ухитряется сунуть еще один сандвич с вестфальской ветчиной.

— Вам очень идет этот костюм, — говорит Ангела, оглядывая Простофейру сверху донизу. Берет его под руку и подводит к столику, где шофер обслуживает присутствующих. — Возьмите бутербродик. Вы, наверное, проголодались после прогулки.

Благодилья, Пиетон и сеньор Де-ла-Неплохес, присоединившиеся к пикнику, стоя жуют неподалеку от столика. Шофер торжественно приподнимает влажную салфетку, покрывающую сандвичи. Простофейра глядит на них, не зная, на какой решиться. В нескольких метрах от них маленький негритенок, сопливый и оборванный, следит, засунув палец в нос, за церемонией угощения. Ангела его замечает и, растроганная до слез, исполненная материнских и чисто человеческих чувств, берет с подноса сандвич и дает малышу, который, прежде чем впиться в него зубами, недоверчиво разглядывает кусок. Ангела оборачивается к гостям, извиняется и говорит:

— Я просто не могу видеть подобные вещи.

Все смотрят на нее с умилением. Никто не замечает, как негритенок надкусывает сандвич, плюет и швыряет его подальше.

Дон Карлосик, стоя в «дюссемберге», оперевшись локтями на рамку лобового стекла и уставившись биноклем в небо, восклицает в эту минуту:

— Летит! Летит!

Не переставая жевать и не забывая о сандвичах, все повертывают головы туда, куда направлен бинокль. В небе появляется черная точка, увеличивающаяся в размерах.

Глава VIII. Аэроплан Куснираса

«Блерио» описывает круг над равниной, снижается, стукается о землю, скачет козлом, громко ревет и опять взмывает вверх; описывает второй круг и приземляется, переваливаясь с боку на бок, останавливаясь в метре от ручья, — с поломанным крылом, которое зацепилось за оставшуюся по недосмотру юкку.

Публика, замерев от восторга, наблюдает за приземлением, потом приходит в чувство, прорывает заграждение и бросается поглядеть поближе на диковинную машину.

Пепе Куснирас — в летном шлеме и шелковом кашне, с замерзшим носом — восседает в кабине, а затем одним прыжком оказывается на земле. Расстегивая комбинезон, он вдруг видит катящую на него огромную живую лавину. Дети кричат, собаки лают, и все бегут к «блерио». Первым достигает цели Мартин Подхалуса, одетый в форму механика. Куснирас стаскивает с себя шлем и сердечно его обнимает. Затем оба наклоняются и разглядывают поврежденное крыло. Люди останавливаются на почтительном расстоянии, и лишь одна тощая собачонка подскакивает ближе и яростно лает.

Умеренные, старые и молодые — сверстники, собутыльники и друзья детства, — расталкивают презренную чернь и кидаются обнимать героя.

— Глазам своим не верю! — говорит дон Карлосик.

— Добро пожаловать на родину! — говорит Пиетон.

— Ты совершил феноменальную посадку! — говорит молодой Пако Придурэхо, который уже видел аэропланы во время своего пребывания в Европе.

— Полет прошел благополучно? — спрашивает дон Бартоломе Ройсалес, тот, у которого «роллс».

— После Кубы попал в грозу, — говорит Куснирас.

— Пойдем закусим и выпьем по рюмочке, — говорит дон Карлосик, кладя руку на плечо Куснираса. — Ты, наверное, изрядно устал.

— Как поживает донья Ангела? — спрашивает Куснирас.

— Очень хочет тебя видеть, — отвечает дон Карлосик.

Мартин Подхалуса подходит к Куснирасу и подобострастно говорит:

— Повреждение чепуховое, сеньор. Можно исправить в один момент.

— Прекрасно, — отвечает Куснирас, снимая перчатки, и добавляет, оборачиваясь к Беррихабалю: — Тогда пошли.

Возликовавший дон Карлосик говорит окружающим:

— Все пожалуйте к нам, моя супруга запасла бутербродов на целое войско.

Куснирас, высокий, представительный, с аристократичным лицом и растрепавшейся шевелюрой, в кожаной куртке, кожаных штанах и в сапогах для верховой езды, направляется к столику, ведомый под руку доном Карлосиком. Толпа расступается и глядит на него, обмирая от восхищения, как на служителя новой религии.

Умеренные, старые и молодые, следуя сзади, переговариваются:

— Как он вырос!

— Как изменился!

— Какой стал старый!

За толпой на краю луга в тени тамаринда женщины, глядя на приближающегося Куснираса, комментируют:

— Какой красивый!