Убейте льва - [13]

— Какой высокий!

— Какой отважный!

Сидя рядом с Кончитой Парнасано и сестрицами Даромбрадо, Пепита Химерес трепещет от волнения, разглаживает складку на новом платье и не произносит ни слова.

Ангела делает несколько шагов по траве ему навстречу, придерживая шляпу рукой, чтобы поля не колыхал ветер. Увидев ее издалека, Куснирас вырывается из рук дона Карлосика и спешит к компании под тамариндом. Ангела, сообразив, что предстоящая сейчас сцена — когда Куснирас поздоровается с ней раньше, чем с остальными, — будет выглядеть не вполне естественно, оборачивается и говорит:

— Пепита, иди сюда! Чего ты ждешь, моя милая?

Пепита, дрожа всем телом, чуть не падая в обморок и едва держась на ногах, встает рядом с Ангелой как раз в ту секунду, когда Куснирас, раскрыв объятия за три шага до них, восклицает:

— Ангела!

Ангела в ужасе видит, что Куснирас не узнал свою давнюю суженую.

— Это Пепита, — говорит она.

Куснирас на миг приходит в смущение и столбенеет. Видит перед собой жалобные коровьи глаза, желтушные щеки, полуоткрытые, но сложенные трубочкой — дабы казаться меньше — губы и, быстро овладев собой, изображает радость на лице:

— Пепита!

Хочет обнять ее, но она, покраснев, манерно выгибает шею, опускает долу глаза, давится нервным смехом, звучащим как прерывистое мычание, и, скованная робостью, протягивает ему руку, которую Куснирас, вторично смешавшись, пожимает.

— Как ты изменилась! — говорит он, стараясь сгладить свой первый промах. — Ты стала гораздо… красивее. Элегантнее.

Затем оборачивается к Ангеле и нежно ее обнимает.

Кончита Парнасано, сестры Даромбрадо, девицы Пофартадо, девицы Табакано, дочери Ремихио Глупесиаса и донья Фортуната Меднес — с ног до головы в тюле, с зонтиками и в широченных шляпах — наблюдают с беспричинной тоской и легкой завистью эту сцену, стоя в некотором отдалении.

Еще дальше, в полном одиночестве, с сандвичем в руке, Простофейра тоже наблюдает, как вновь прибывший — худой, высокий, одетый непонятно во что, но эффектно — приветствует после Ангелы каждую даму в отдельности.

Под сенью тамаринда девицы из благородных семейств во главе с сестрами Даромбрадо, прижимая к груди альбомчики для стихов, стоят в очереди к Куснирасу, который, прислонившись к кузову «дюссемберга», подле Ангелы, чертит им строки на память и раздает автографы.

Мужчины пьют, едят у столика и разговаривают о прогрессе техники.

У края поля Пепита Химерес, вооружившись сачком, силится поймать бабочку.

А еще дальше, из глубин президентского «студебеккера», Мордона просительно говорит дону Карлосику, стоящему возле автомобиля:

— Маршал хочет его видеть. Сам я не решаюсь сказать ему, ибо мы не знакомы, но вы передайте, чтобы он пришел во Дворец сегодня же вечером, ровно в девять.

Дон Карлосик, в восторге от этой миссии и в страхе, что не сможет ее выполнить, но не желая ударить лицом в грязь, говорит:

— Я посмотрю, что можно сделать, сеньор Мордона, всей душой хочу вам помочь. Постараюсь привести его лично.

— Я пришел проститься с вами, сеньора, — сняв соломенную шляпу, говорит Простофейра Ангеле, которая влезает на высокую подножку «дюссемберга».

— Пепе, — говорит Ангела Куснирасу, стоящему рядом, — я хочу представить тебе сеньора Простофейру, прекрасного рисовальщика и вдохновенного скрипача.

Простофейра, с восторгом, и Куснирас, с небрежением, обмениваются трюизмом «очень рад».

— Мы не можем взять вас с собой, — объясняет Ангела Простофейре, — мы сами едва помещаемся.

— Не беспокойтесь, сеньора, — говорит Простофейра. — Я привык.

Ангела, тут же забыв о Простофейре, оглядывается и спрашивает:

— Куда делся мой муж?

Сияющий дон Карлосик вприпрыжку направляется к своему автомобилю.

— Нет, ни в коем случае не сзади, — говорит он Куснирасу. — Твое место со мной, впереди; мне надо сообщить тебе потрясающее известие.

Куснирас подчиняется без большой охоты, кивает с минимально вежливой улыбкой Простофейре, отходит от задней дверцы и садится между шофером и доном Карлосиком. Стук захлопывающихся дверец, возгласы седоков — и переполненный «дюссемберг» трогается с места. Ангела, стараясь вытащить свой зонтик, зажатый в тиски ногой Убивона с одной стороны, и ляжкой поэтессы — с другой, даже не взглянула на Простофейру, который, надевая шляпу, смотрит им вслед, скорее ублаготворенный, нежели обиженный.

Затем Простофейра, вздохнув, как вздыхает истый реалист, присоединяется к возвращающейся толпе. Потные, растрепанные, обозленные матери, таща на руках обмочившихся младенцев, кричат, как генералы, собирающие остатки войска для отступления в боевом порядке; мужчины прикладываются к пустым бутылкам, выжимая остатнюю каплю; последние автомобили, подпрыгивая на кочках, уезжают с луга. Простофейра останавливается и косит глазом на «блерио», торчащий в одиночестве. Мартин Подхалуса пучком пакли нежно стирает с машины масляные брызги, словно лошадник, обтирающий вспотевшего жеребца чистых кровей.

Глава IX. Мимолетное искушение

— Надеюсь, Пепе, ты понимаешь, что это значит, — говорит дон Карлосик Куснирасу по пути во Дворец. — Для нас обоих. Для тебя и для меня.

Он поправляет булавку на галстуке. Куснирас не отвечает. Через окошечко «дион-баттона» смотрит на скудно освещенные улицы, на тощих собак, на бесконечные сточные ямы. Смотрит и узнает их.