Уайнсбург, Огайо. Рассказы - [53]

А потом, как я уже стал было рассказывать, начались осенние скачки в Сандаски, у меня был выходной, и я пошел поглядеть. С делами я управился до полудня, вырядился в праздничный костюм, напялил на голову новую коричневую шляпу, которую купил в прошлую субботу, нацепил стоячий воротничок.

Перво-наперво я отправился в центр города погулять среди местных щеголей. Я всегда себе твердил: «Главное, не робей», – да так и поступал. В кармане у меня было сорок долларов, и я двинул в «Западные апартаменты», большую гостиницу, а там подхожу к табачному ларьку. «Дайте мне три сигары по двадцать пять центов», – говорю. А кругом в вестибюле полно лошадников, и приезжих, и всяких франтов из ближних городов, и в баре то же самое, и я затесался в эту толпу. В баре подвернулся мне один юнец в галстуке бабочкой, а в руке трость, мне на него даже глядеть тошно было. Я люблю, чтоб мужчина был мужчиной и одет хорошо, но не напускал бы на себя такую спесь. Ну, я его оттолкнул без церемоний и заказываю себе виски. А он глядит на меня, будто хочет шум затеять, но сразу на попятный, и молчок. А я заказываю еще стаканчик виски, нарочно, чтоб он видел, с кем дело имеет, потом выхожу из бара, беру извозчика и еду на ипподром, приезжаю, покупаю там билет в первом ряду на самой лучшей трибуне, но в ложу все-таки не суюсь. Незачем и мне спесь на себя напускать.

Так вот, стало быть, сижу я на трибуне, веселый такой, дальше некуда, и гляжу, как конюшие выводят лошадей, и на них грязные штаны, а на плечах лошадиные попоны, совсем как у меня в прошлом году, – мне одинаково нравилось на трибуне красоваться или оттуда, снизу, глядеть на разодетых бездельников с еще пущей важностью и чувством превосходства. Если хорошенько разобраться, то это решительно все одно. Я не раз так говорил.

Ну, а прямо передо мной на трибуне сидел какой-то паренек с двумя девчонками, обе на вид моего возраста. Славный малый, сразу видать. Наверно, из тех, что колледжи кончают, а потом идут в юристы, или в редактора газеты, или куда там еще, я уж не знаю, но он нисколько о себе не воображал. Это иногда бывает, и с такими, как он, дело иметь можно.

С ним была его сестренка и еще одна девочка, и вдруг сестренка оглянулась через плечо, сперва будто случайно, безо всякого там умысла – это ей не пристало, – и наши глаза невольно встретились.

Сами знаете, как это получается. Ох, какой же она оказалась красавицей! На ней было платье из мягкой голубоватой материи, и не нарядное вовсе, но сшито отлично, и сидело на ней – лучше некуда, и все прочее. Уж в этом я знаю толк. А когда она глянула на меня в упор, я покраснел, и сама она покраснела тоже. Такой чудесной девушки я в жизни своей еще не видывал. Но она нисколько о себе не воображала и умела говорить без ошибок в грамматике, причем совсем не похоже на школьную учительницу или еще кого. Словом, скажу я вам, девчонка что надо. Думается мне, отец ее, может, и не беден, но и не так богат, чтоб она могла из-за этого задирать нос, как некоторые. Может, он владелец аптеки, или галантерейной лавки в ихнем городе, или чего-нибудь в таком роде. Она мне не сказала, а я и не спрашивал. Мои родичи тоже люди что надо, уж если на то пошло. Дед мой родом из Уэльса и в Старом Свете, там, в Уэльсе, он был… Ну, да это неважно.

Первый заезд кончился, и тот паренек, что сидел с двумя девчонками, покинул их и пошел делать ставку. Я знал, что у него на уме, но он не говорил хвастливых слов, не орал, чтоб все видели, до чего он ловкий игрок, как некоторые. Он был не из таких. Ну, возвращается он назад, и я слышу, рассказывает девчонкам, на какую лошадь поставил, а после старта они все повскакивали с мест в азарте и в испарине, как всякий, кто рискнул деньгами, и лошадка, на которую он поставил, едва плетется, а он все-таки надеется, что она сделает рывок и выиграет, но этого никогда не бывает, потому что прежней прыти уже нету.

Ну а в скором времени вывели лошадей для нового заезда, и одного коня я хорошо знал. Конь этот числился за Бобом Французиком, но на самом деле Бобу не принадлежал. А принадлежал он мистеру Мейзерсу из Мариэтты, штат Огайо.

Этот мистер Мейзерс был богач и владел какими-то угольными копями или еще чем-то, жил в роскошном загородном особняке и пуще всего на свете увлекался скаковыми лошадьми, но он был пресвитерианин или что-то в этом роде, и жена его тоже, да, кажется, еще ревностней его. Поэтому сам он никогда не выставлял коней на скачки, и в Огайо среди лошадников ходил слух, что он, как только выездит которого-нибудь из своих коней, сразу передает этого коня Бобу Французику, а жене врет, будто продал.

Ну, Боб, само собою, коней брал, а дальше действовал как хотел и внакладе не оставался, в чем его, Боба, попрекнуть никак нельзя или, во всяком случае, не мне попрекать. Конечно, то он выигрывал, а то и нет. Сам я, когда готовил коня, особо этим не интересовался. Мне только и надо было иметь уверенность, что конек этот резвый и в случае чего обскачет всех остальных.

Так вот, говорю вам, в том заезде Боб как раз и выпустил коня мистера Мейзерса, по кличке Бен Игого или что-то такое в этом роде, быстрого, как стрела. Это был мерин, один раз он уже показал время 2 минуты 21 секунда, но мог улучшить результат до 2 минут и 8 или 9 секунд.