У ворот Северина - [22]

— Ребенок жив? — крикнул снизу полицейский. — Поговори с ним. Его зовут Мирча. Позови его, скажи: Мирча! Говори с ним ласково, и он ответит… Ну что, жив?

— Жив! — прозвучало с верхушки тополя. — Только сильно напуган. Кто-то должен мне помочь. Один я не смогу его спустить.

— М-да, надо еще кому-то забраться, — сказал полицейский и посмотрел вокруг, ища добровольцев. — Я бы залез, но…

— Дерево упадет, господин начальник, — подхватил инвалид и слегка улыбнулся, стараясь не рассердить полицейского. — Под вашей тяжестью… Видите, как качается? Не знаю, кто бы решился…

— Простите, господин Вэрзару, что накричал на вас, но я стал очень нервным, — сказал помощник комиссара, дружески кладя ему руку на плечо. — Поверьте, я совсем потерял голову!

— Ничего, господин комиссар, конечно, нервы виноваты, такие неприятности, не будем считаться!

Полицейский знал инвалида, который до войны держал лавку на Главной улице, потом ликвидировал все, уехал на фронт, а по возвращении открыл закусочную, где Ангелеску иногда пропускал стаканчик цуйки со льда, закусывая солеными огурчиками.

— Вы были здесь, господин Вэрзару, когда случилось это несчастье? — стал выяснять полицейский.

— Нет, не был. Я шел в суд, увидел собравшуюся толпу и остановился.

— Эй, так кто мне поможет? — снова крикнул юноша с верхушки дерева. — Эй, там! Вы что, оглохли?

Но ни один из тех, кто стоял внизу, ничего не ответил. Некоторые поспешили тихо смыться, боясь, что помощник комиссара пошлет их на это опасное дело. Отказаться было бы невозможно, а рисковать не хотелось…

До этого момента Михай старался не попасться на глаза представителю общественного порядка, опасаясь, как бы тот не узнал его. Но в такой ситуации полицейский был просто отчаявшимся человеком, его сейчас интересовала только судьба сына. Так что Михай больше не раздумывал. У него было доброе сердце, и он не мог равнодушно относиться к людям в несчастье, тем более если речь шла о детях. Он пробрался сквозь толпу, схватился обеими руками за ствол тополя и в несколько минут добрался до его верхушки, затерявшись в густой листве. Вскоре они спустились оба. Сначала Михай, потом и Динку, полумертвый от усталости. Пот катился с Михая градом, длинные волосы падали на глаза и мешали смотреть, а грязная рубаха вылезла из брюк: он держал на руках мальчика лет четырех-пяти, с лицом белым как мел; ребенок тихо стонал, испуганно глядя по сторонам. Его красная курточка была изодрана, а ручонки дрожали, словно в лихорадке. Капрал, с горящим лицом и израненными ладонями, легонько погладил его по щеке, пытаясь успокоить, потом проложил себе дорогу через толпу, подошел к стене и спокойно начал обуваться. И все это с таким видом, словно и не совершил ничего особенного.

Ангелеску взял ребенка из рук Михая и, ласково приговаривая что-то, внимательно осмотрел, не ранен ли он. Обрадованный тем, что ребенок невредим, он стал что-то напевать ему, пританцовывая неуклюже, как медведь. Потом дал подержать ребенка какой-то женщине и, довольный и веселый, повернулся к Михаю:

— Эй, парень, поди сюда да позови и того бродягу, я хочу вас отблагодарить. Молодцы, сделали хорошее дело…

Говоря это, он рылся в карманах брюк и кителя в поисках денег. Михай несколько секунд смотрел на него с презрением, делая вид, что не слышал, как тот к нему обратился, и торопясь уйти. Но инвалид схватил его за руку и, повернувшись к капралу, крикнул:

— Эй ты, тебя зовет господин начальник… — И снова к Михаю: — Постой, постой, куда ты так спешишь?

Михай остановился в нерешительности, он был недоволен вмешательством инвалида и тем, что вынужден находиться возле полицейского.

Тудор Динку подошел медленно, совершенно обессиленный, остановился около Михая, улыбнулся ему вымученной улыбкой и протянул руку:

— Спасибо, вы смелый человек. У вас доброе сердце…

— Как и у вас…

Не обращая на них внимания, рыжий полицейский продолжал рыться в карманах. Вытащил измятую сигарету, какие-то бумаги, галстук, белую пуговицу, грязный платок и, наконец, монету в сто лей. Осмотрел ее со всех сторон, вытер несколько раз, чтобы она заблестела, и протянул юноше в военной рубашке.

— Держи, вот вам на двоих, и будьте здоровы. Сегодня вы заработали деньги честным трудом. Молодцы…

Лицо его, как бы запятнанное ржавчиной, сияло. Он великодушно, непринужденно улыбался с превосходством, которое приличествовало его довольно высокой должности в городе. Обычно он ловил бродяг, избивал их и бросал в арестантский подвал. Но сейчас он мог позволить себе быть великодушным… Он помог им деньгами… Дал целых сто лей…

— Ну что же ты не берешь деньги? — настойчиво совал он монету Тудору. — Заставляешь меня стоять с протянутой рукой…

— Спасибо, господин комиссар, — ответил Динку, нехотя взял монету и сунул ее в карман. — Не стоит благодарности. За то, что мы сделали, вы, может быть, отплатите добром кому-нибудь другому…

— Брось, добро я делал и делаю всему свету, — самоуверенно ответил Ангелеску, фамильярно похлопывая его по плечу. — Я крут с теми, кто нарушает общественный порядок, а с прочими…

— Будьте здоровы, господин начальник!