У ворот Северина - [16]

— А учитель, вы не знаете, жив? — решился спросить Михай.

— Какой учитель?

— Тот, о котором вы говорили… Он пришел и забрал мою тетю домой.

— Откуда я знаю? — пожал плечами старик. — В то время был жив, но судьба каждого человека сейчас на волоске. Прошло почти четыре месяца с той ночи, за это время много раз прилетали самолеты и все бомбили и бомбили, так что я теперь уж и не знаю, осталась ли цела хоть треть домов в городе. И сегодня опять, смотрите, слетелись нам на погибель… Слышите, какой грохот?.. Похоже, они сбросили свой груз на горе, в районе Крихальского леса или на Главной улице… Люди мрут как мухи, гибнут каждый день, — продолжал он и кивком показал на город, разрушенный бомбами. Потом поднял корзинку с земли и встал: — Вот что я забыл вас спросить: там, в Плоешти, откуда вы приехали, тоже такое творится?

— Тоже…

— Двухтысячный год — конец света, так гласит библия; ну чем не двухтысячный год!.. Мы ведь сами хотели войны, сами теперь и наказаны.

— Разве вам или мне она была нужна? — спросил раздосадованный Михай и тоже поднялся с земли.

— Нам не нужна, а вот там, наверху… Нехорошо, что мы об этом говорим, никогда не знаешь, куда полетит слово… Правильно кто-то сказал: одни кашу заваривают, другие расхлебывают. Вот оно как! Ну, до свидания и всего хорошего. Спущусь-ка я вниз, к станции, посмотрю, что там делается, господа американцы, видно, не скинули сегодня туда ни одного яичка…

Он перехватил поудобнее корзинку и быстро пошел между деревьями парка вниз по тропинке, которая вела к будке путевого обходчика. Михай некоторое время смотрел ему вслед, потом наконец решился и двинулся домой.

Момент был самый подходящий. Воздушная тревога, массированная бомбардировка, все попрятались в убежища, он никому не попадется на глаза. Улицы опустели, можно было не опасаться встречи с военным патрулем или полицейскими.

6

Учитель Влад Георгиу появился в Турну-Северине пятнадцать лет назад, его перевели сюда из ясской гимназии. Он родился в Питешти, там учился в гимназии, а в Яссах окончил институт и начал карьеру педагога. Было это сразу после первой мировой войны. Человек прямой и честный, принципиальный в суждениях и поступках, он терпеть не мог лжи и очковтирательства, считал — лучше, если ученик признается, что не выучил урока, чем будет отвечать по подсказкам или пользоваться шпаргалками, был врагом слишком ранней взрослости в поведении учеников и воевал как с ними, так и с теми, кто их поощрял. Не разрешал, чтобы на его уроках присутствовали мальчики с длинными волосами и в галстуке. «Это не про вашу честь, подождите, пока не перейдете в восьмой класс! — наставлял он их с кафедры, — Вы здесь самые маленькие, должны вести себя так, как я велю, как того требует школьная дисциплина». Были, конечно, и недовольные, некоторые пытались спорить, приводили примеры: мол, учитель математики Опреску, классный руководитель седьмого «Б», разрешил ученикам ходить с длинными волосами и в галстуке… И учитель Штефэнойю разрешил… Как же так, одним можно, другим нельзя?! Разве они учатся не в одном и том же учебном заведении? Разве здесь не единые законы для всех? Так в чем же дело? Хорошо, — говорил он таким крикунам, — учитель Опреску разрешил, ходите, как хотите, на здоровье, но ко мне пусть никто не является с гривой волос, выгоню из класса». Что было делать гимназистам? Они стриглись, как им было велено, но на учителя имели зуб и Михая, который был их одноклассником, несколько раз поколачивали. То один, то другой с издевкой вопрошал: «Твой отец вообразил себя Нероном? Владыкой Рима? Почему он вводит свои порядки?»

Михай пожимал плечами, не зная, что ответить, и с улыбкой наклонят голову, остриженную наголо, показывая, что он не исключение.

В период правления легионеров[1] принципы Влада Георгиу стали притчей во языцех среди учителей и учеников гимназии. Он, например, требовал, чтобы те несколько учеников, которые вступили в «Железную гвардию», не появлялись на улице, а тем более у него на уроках, в зеленых рубашках навыпуск. «Ах вы, мартышки! — кричал он и драл их за уши, пока у них не выступали на глазах слезы. — Сначала наберитесь ума-разума, а потом занимайтесь политикой. Молокососы! Чтоб я вас больше не видел в этих рубашках, вытащенных из кальсон. Ясно? А кальсоны у вас что, тоже зеленые?»

Разумеется, его смелость не осталась без последствий. Вскоре он был вызван по телефону в уездную инспекцию средних учебных заведений, где юный, статный и очень лохматый чиновник распек его за оскорбления, нанесенные движению легионеров, и напомнил содержание циркуляра министерства национального воспитания, где легионерам поручалось «воспитывать» школьников, за школой же сохранялась только обязанность их обучать. Ссылка на циркуляр должного действия не возымела. И сколько ни старался молодой чиновник убедить учителя в том, что высшие указания якобы непререкаемо верны, с Владом Георгиу он сладить не мог. Учитель отстаивал свои принципы упорно, настойчиво повторял, что «политикой не должен заниматься каждый сопляк». Выведенный из себя инспектор нервно тряхнул лохмами и резко изменил тон беседы, но Влада Георгиу не испугали ни угрозы, ни предупреждения о том, что его уволят с преподавательской работы. «Дорогие коллеги, — обратился он к присутствовавшим на беседе сотрудникам инспекции, — я не испугаюсь, даже если попаду в царство нечистого, в преисподнюю. Видите ли, я не могу себе представить, чтобы я, учитель Георгиу, в вопросах политики разбирался хуже, например, своего ученика Чокырдела из шестого класса, распущенного, наглого второгодника и бездельника, который бросает камни в витрины еврейских лавочек и громит средь бела дня дома честных и ни в чем не повинных людей. Если хотите, называйте хулиганское поведение этого подонка и других вроде него актами воспитания, от меня вы этого не дождетесь! Здравый смысл подсказывает, что надо бороться с этими типами и с теми, кто их воспитывает». С красным от гнева лицом, он встал, взял шляпу и, хлопнув дверью, ушел не попрощавшись. Ему повезло: через несколько дней существование легионеров бесславно закончилось. Не будь этого, кто знает, что могло бы случиться с учителем Георгиу.