У стен великой Намазги - [62]

Б. А. Куфтин, говоря о причинах упадка культуры древних земледельцев Южного Туркменистана, называет среди них наступление засушливого периода («ксеротермический максимум») и обострившуюся борьбу за водные источники.

В. М. Массон полагает, что причиной упадка этой культуры послужило совокупное действие ряда факторов: наступление засушливого периода сократило площадь пригодных для обработки земель и тем самым усилило борьбу между общинами за пастбища и водные источники; переход части оседлого прежде населения к скотоводству; кризис общин подгорной полосы, достигнувших максимума возможного в развитии земледелия, базировавшегося на ограниченных водных источниках.

Можно указать и на другие причины, например засоление почв и вырубку горных и тугайных лесов. Однако решить вопрос о причинах кризиса II тысячелетия до н. э. сейчас еще невозможно. Пожалуй, действие лишь одного из перечисленных факторов, послуживших, возможно, причиной этого кризиса, поддается более или менее рациональному объяснению — речь идет об ухудшении природной обстановки.

В главе о Джейтуне подробно рассказывалось о том, что относительно влажный период на рубеже III–II тысячелетий до н. э. сменился более сухим. Возможно, что как раз на середину II тысячелетия до н. э. и пришелся пик, максимум сухого периода. Если это действительно так, то естественное уменьшение количества влаги должно было иметь поистине трагические последствия для части населения Ближнего Востока и Средней Азии. Ведь необходимо учитывать, что естественное ухудшение природных условий усиливалось разрушительной деятельностью человека.

Люди рубили леса, а это приводило к смыву почвы со склонов гор, к обмелению рек, а то и к полному пересыханию небольших речушек и ручьев. Люди орошали поля и, вымывая соль из глубоких пластов на поверхность, нередко превращали плодородные земли в мертвые солончаки. С обезлесенных, обнаженных склонов гор на поля древних земледельцев обрушивались сели; скот, выбивая пастбища, превращал закрепленные пески в подвижные барханы, засыпавшие при своем движении целые оазисы…

Видимо, совокупное действие усушения климата и разрушительной деятельности человека особенно сильно сказалось там, где крупных рек нет, где мало воды, где площадь плодородных земель невелика. Именно таким районом и является Южный Туркменистан.

Другое дело — долины великих рек Азии. Ресурсы воды в этих районах были (для той эпохи) неограниченными, а площади плодородных земель гораздо большими, нежели на юге Туркмении или на севере Афганистана. А так как развитие общества в долинах великих рек шло наиболее быстрыми темпами, то обитавшие там племена встретили кризис II тысячелетия до н. э. более подготовленными, чем, скажем, племена Прикопетдагской подгорной полосы. В этом, несомненно, сказалась положительная роль великих рек, роль географического фактора.

В свое время английский историк и социолог Г. Бокль утверждал, что «самое могущественное влияние на род человеческий» оказывают «климат, пища, почвы и общий вид природы…»^{156}. И всю вторую главу книги «История цивилизации в Англии» он посвятил доказательству этой точки зрения, стремясь обосновать прямую зависимость развития человечества от природных условий.

Этот географический детерминизм не признается ныне не только советскими учеными, но и большинством буржуазных. Однако отрицание такой крайности, как географический детерминизм, не должно бросать нас в другую крайность — к принижению роли природных условий в истории человечества.

По словам Ф. Энгельса, различия в природных условиях между Старым и Новым Светом привели к тому, что «население каждого полушария развивается с этих пор своим особым путем…»^{157}. Речь тут идет о древних культурах, на которые географические условия оказывали наиболее сильное влияние. Эти условия в одних случаях могли замедлять развитие общества, в других — ускорять.

Огромное количество новых материалов, полученных археологами, историками, этнографами уже после смерти Ф. Энгельса, убедительно доказало особую важность учета воздействия географического фактора именно на ранних ступенях истории человечества, когда, как пишет акад. Е. М. Жуков, «роль географического фактора была, безусловно, гораздо более значительной, чем при последующих, классовых формациях»^{158}.

Другой известный советский историк и археолог, акад. Б. Б. Пиотровский, писал: «На ранних ступенях истории человечества географические условия имели чрезвычайно важное значение, что отразилось в зональном распределении начальных форм производящего хозяйства, классообразования и становления государств в определенной полосе земного шара. Так, первые государства возникли примерно между 20 и 40 параллелями северного полушария»^{159}.

Переходя теперь от общих соображений к конкретному материалу, мы видим, что первые цивилизации не случайно возникли между 20° и 40° с. ш., и не вообще в поясе, расположенном между 20° и 40° с. ш., а именно в долинах великих рек, пересекающих этот пояс.

Великие реки, о которых мы говорим, — это еще с детства знакомые нам по учебникам истории и географии Нил, Тигр, Евфрат, Инд, Хуанхэ. Возникновение первых цивилизаций в долинах этих рек было в значительной мере обусловлено исключительно благоприятными природными условиями. Однако только благоприятных природных условий мало — нужны еще и коллективы людей, находящиеся на определенном уровне социально-экономического развития и способные оптимально использовать те условия, которые их окружают.