У нас в Крисанте - [72]

Мать Титины первая нарушила тягостное молчание. Она сразу приступила к делу:

— Очень хорошо, что мы собрались все вместе. Надо решить, как быть с мальчиком.

— Я уж вам говорил, товарищ Гига, — выпалил Томека, — что заберу его с собой в Зэворыту. Возьму к себе, и дело с концом. У нас там школа-семилетка. А потом парень обучится моему ремеслу и станет на ноги!

Тетка вздрогнула, словно ее кто-то ударил по лицу.

— А ты-то тут при чем? — воскликнула она дрожащим от волнения голосом. — Это ты его так разбаловал. Это из-за тебя он стал таким упрямым и озорным! Пусть вернется домой! Кто его вырастил? Ты или я?

— «Вырастила»! — передразнил тетку Томека. — Я твои планы хорошо знаю! Думаешь, мне неизвестно, на что ты надеялась все эти годы, пока был жив старый Кристу Крисанта?

— На что надеялась? — вспылила тетка. — Ты слышишь, Гаврила, какую он на меня напраслину возводит? Ты слышишь? Да порази его огонь божий…

— Я вам уже все сказал, товарищ начальница… — вмешался дядя. — Для меня Михэлука все равно, что родной сын, и для своих двух детей я работаю не покладая рук. А теперь, Михэлука, пойдем домой. Скажи спасибо товарищу Гиге за ласку и заботу, а тетя твоя тут, при всех, пообещает никогда тебя и пальцем не тронуть…

— Ваше мнение, товарищ Бреб, мне известно, но я хочу знать, что думает ваша жена о будущем мальчика.

— А что я могу еще сказать? — горестно вздохнула тетка. — Вот Томека пожаловал сюда и наговорил всем, что знает все мои планы. А какие такие у меня могут быть планы? С тринадцати лет я на хозяина работала за корку хлеба… Такой горькой жизни, как моя, ни у кого не было!

— А вы думаете, моя жизнь была слаще? Я тоже на хозяина спину гнула! Пришла в город с куском мамалыги за пазухой, в посконных онучах. А какие потом были тяжелые годы! И голод, и борьба, и тюрьмы, и пытки в тюрьме. А сколько страданий причиняла нам гибель самых дорогих сердцу людей, самых близких товарищей и друзей! Вот видите фотографию — нас было пятеро друзей, а вот до свободы, до счастливой жизни дожила я одна. Мне одной из нас всех была суждена радость растить свою дочку под светом той звезды, в которую мы все так верили. Да и эта радость у меня неполная. Шесть лет назад убили моего мужа! Ради чего мы боролись? Ради того, чтобы завоевать людям человеческую жизнь и чтобы малыши не знали тех ужасов, которые нам пришлось пережить… Вот меня и удивляет, товарищ Олимпия, как это вы, батрачка, не понимаете смысла нашей сегодняшней жизни.

— Вы все только умеете нападать на меня! — разрыдалась Олимпия. — А что у меня на душе, и знать не хотите. Чего я только не делала, чтобы нам легче жилось! Как рыба об лед билась!.. Пусть Михэлука сам скажет, был ли он у меня когда-нибудь голодным, не заботилась ли я о нем…

— Заботилась, тетя! — прошептал, всхлипывая, Михэлука. — Только скажи и ты, не был ли я всегда послушным? Может быть, я отлынивал от работы, лодырничал? Я ведь не хотел тебя толкнуть, я просто вырывался, я тебя боялся… Почему ты была такой в тот день?..

И Михэлука вернулся домой, к дяде и тете. Вернулся он со спокойной душой, Мальчик теперь твердо знал, что ему нечего волноваться из-за школы и своего будущего.

СНОВА ВМЕСТЕ

Осень в этом году была щедрой, но короткой. И, когда выпал первый снег, на теткином винограднике осталось еще много неубранного винограда.

— Значит, вино будет сладким и крепким, — сказал дядя, чтобы доставить удовольствие жене.

Но Олимпия после того разговора на ферме впала в какое-то странное оцепенение, и ее не тронуло даже то, что виноград остался неубранным. Убрать его не успели потому, что всю эту осень дядя был очень занят на ферме и до собственного виноградника у него просто руки не дошли. Впрочем, тетка оставалась равнодушной и ко многому другому, из-за чего раньше перевернула бы в доме все вверх дном.

Какой бы раньше она подняла скандал из-за того, что дрова в беспорядке валяются посредине двора, а сейчас как будто даже этого и не замечала. Разве раньше она позволила бы дяде так хвастаться богатым урожаем помидоров на ферме? А теперь он мог говорить об этом сколько угодно. Тетка смолчала, даже когда он стал рассказывать, что именно сказала ему начальница про эти помидоры.

— Ты только послушай! Она мне сказала, что я, наверное, все помидоры вымерял циркулем. А они и в самом деле все одного размера, все круглые, и каждая помидорина — величиной с тарелку. Ну что ты на это скажешь, Олимпия? — Дядя радовался, как ребенок. С гордым видом вытащил он из сумки огромный помидор с зеленым хвостиком и положил жене в руки. — Шестьсот пятьдесят граммов — и ни грамма меньше. Ты когда-нибудь в жизни видела такую красоту?

Но тетка только скользнула равнодушным взглядом по этой красоте и рассеянно пробормотала:

— Да, да, хороший у вас урожай!

И помидор несколько дней валялся на столе, пока наконец Бенони не разрезал его на шесть долек и не заправил подсолнечным маслом.

Михэлука смотрел и удивлялся — тетку словно подменили. Ребят она никогда не ругала, не спрашивала ни куда они уходят, ни где они были. Вся ее забота о детях ограничивалась тем, что она их кормила да собирала им в субботу чистую смену белья. Да, тетя Олимпия очень изменилась, и теперешнее ее поведение убивало у домашних всякую радость. Не хотелось ни смеяться, ни шутить, и все разговаривали друг с другом вполголоса. Даже Бенони, шумный, неугомонный Бенони, который не мог ни минуты спокойно усидеть и то и дело что-нибудь да разбивал, осторожно прикрывал теперь за собой дверь и частенько объяснялся знаками, как немой. Когда ребята и дядя Гаврила бывали все трое дома, они вели себя так, словно во второй комнате находился тяжелобольной. Но там была только Олимпия.