У нас в Крисанте - [68]

— Пожалуйста.

— Значит, так и сделаем? — радостно переспросил Алекуцу, и его худенькое личико порозовело от радости.

Но вот дверь пионерской комнаты распахнулась. Первым вышел Бенони. Лицо его пылало, и учитель, как бы ободряя мальчика, держит руку на его плече. За ними следовала встревоженная и озабоченная Илдика.

— А вы чего пришли? — с мягкой улыбкой спросил товарищ Нистор собравшихся у дверей ребят.

— Мы вас ждали, — ответила за всех Титина.

Орестел поднял руку:

— Я уже говорил с мамой и с папой по телефону. Просил у них разрешения, чтобы Михэлука жил у нас. Я очень хочу, чтобы он стал лучшим моим другом.

Слова Орестела были встречены недовольным ропотом.

— Нет, он у нас будет жить! — закричали близнецы Рига. — Мы тоже хотим с ним дружить!

— Нет, у нас, у нас! — рассердился Мишу Велизар, расталкивая локтями ребят. — Самое лучшее, чтобы он жил по одной неделе у каждого из нас. Одну неделю у меня, вторую — у Алекуцу! — разъяснил он, с мольбой уставившись на Илдику.

— Слышишь, Илдика? Теперь, надеюсь, ты больше не будешь волноваться, — обратился к ней учитель, потрепав по плечу Мишу Велизара.

Мишу счастливо улыбнулся.

Но Илдика вздохнула:

— Я очень рада, что мы теперь стали одной большой семьей. Только вы не подумали о том, — обратилась она к детям, — что будет с Бенони. Как он будет жить без Михэлуки?

Ребята растерялись.

— Пусть и Бенони живет с нами! — раздалось со всех сторон.

Учитель снова улыбнулся.

Но тут решительно выступила вперед Титина:

— И Михэлука и Бенони будут жить у меня!

— А я думаю, что им обоим следует вернуться домой, — тихо сказал товарищ Нистор.

Михэлука мчался по шоссе изо всех сил, а внутри у него все словно пересохло. Дрожа всем телом, он беспомощно повторял, еле двигая распухшими от побоев губами:

— За что? За что она меня так избила? На что ей понадобилась эта коробка из-под гвоздей? Почему она ее спрятала? Чтобы выставить меня виноватым?.. Что мне теперь делать? «Подлое отродье» — так она меня обозвала. А я пришел ей помочь, хотел починить сторожку…

«Чтобы ноги твоей в моем доме не было». Нет, он домой не вернется… Выгнала его как собаку, а куда он денется? Может быть, пойти на ферму и рассказать все дяде? Но дядя сам не в силах с ней справиться… Чем он ему поможет?.. Убежать к Томеке, в Зэворыту? Может, там его примут на работу, он будет помогать трактористам? А как быть со школой? При мысли, что ему не придется больше ходить в школу, у мальчика сердце болезненно сжимается. Поговорить с Илдикой? Чем ему поможет Илдика? Упросит тетку взять его обратно? Но ведь, если тетка Олимпия не захочет его содержать, никакая Илдика и никто на свете не заставит ее кормить, одевать и обувать Михэлуку да еще покупать ему книги и тетрадки. Ведь он не родной ее сын. Тут он вспомнил об отце Орестела. Товарищ Урся главный инженер завода, он может принять мальчика на работу, ну хотя бы двор подметать. Он будет спать в будке у ворот, а утром ходить в школу.

Мальчик никак не может решить, что он должен делать, и чувствует только, что смертельно устал.

Вдруг, откуда ни возьмись, вынырнул ему навстречу велосипед начальницы фермы. Мать Титины о чем-то его спросила, но он ничего не понял и бессмысленно смотрел на ее ласковое, улыбающееся лицо.

Она же, испуганная его растерзанным, несчастным видом, все время повторяла:

— Что с тобой? Что с тобой случилось, малыш?

Слово «малыш» словно прорвало плотину окаменевшей боли, горячие слезы неудержимым потоком хлынули из глаз, и Михэлука безутешно зарыдал.

— Она не пускает меня больше в школу. Не пускает!

— Кто это тебя не пускает?

— Тетя!.. А мне некуда уйти, негде жить!

— Она тебя избила? Ой, как она тебя избила! — взволнованно прошептала мать Титины. — Садись скорее на раму, поедем домой.

Недоверчиво взглянув на нее сквозь слезы, Михэлука не сдвинулся с места.

— Я не вернусь домой.

— Садись, садись! Поедем, поговорим с твоим дядей, — ласково пояснила она и, взяв Михэлуку за руку, помогла ему усесться на велосипед.

Дувший в лицо прохладный воздух и ласковые слова матери Титины: «Держись, малыш, не падай духом!» — ободрили Михэлуку. Но, как только они добрались до фермы и Михэлука увидел дядю Гаврилу, слезы снова покатились градом.

— Вы что, решили не пускать его больше в школу? Забрать из пятого класса? — резко спросила начальница и без того расстроенного дядю.

— Кто сказал, что мы не хотим больше пускать его в школу? Что с тобой, Михэлука? Расскажи дяде, почему ты плачешь?

— Ладно, оставьте его теперь в покое. Поговорим обо всем попозже! — сухо прервала дядю мать Титины. — А ты, малыш, ступай в дом, отдохни, успокойся…

Она отвела Михэлуку в свою комнату и принялась угощать медом с холодной водой.

— Главное, не бойся, — уговаривала она мальчика, вытирая ему слезы. — Ты обязательно пойдешь в школу. Я поговорю с дядей и тетей.

— Все равно она меня не пустит! — печально повторял Михэлука. — Кто за меня заступится?

— Ну, это ты говоришь глупости. А о своем учителе и об Илдике ты забыл? А меня совсем в расчет не принимаешь? Вытри скорее слезы. Вот увидишь, все уладится…

— Нет, вы ничего не сможете сделать. Тетя — хозяйка в доме, и, если она не захочет, ничего нельзя будет сделать. Никто не в силах ей приказать.