У нас в Крисанте - [17]

Дальше тетке приходится тащить Михэлуку за шиворот. Она легонько стучит пальцем в дверь, минуту ждет, а затем входит. Михэлука весь дрожит и последнее напутствие тетки слышит будто сквозь сон.

— Скажи вежливо и громко «целую ручку», слышишь? — говорит тетка, толкая его в спину.

Около стола кто-то стоит.

Мальчик сперва различает огромные полосатые валенки, затем трость с острым, блестящим металлическим наконечником, потом полы вишневого халата и, наконец, руку, сжимающую рукоятку трости… На одном из пальцев искрится золотое кольцо с большим красным камнем… Кольцо в десять раз красивее, чем то, что носит крестный Пэлтэгуца.

Пальцы тетки Олимпии снова впиваются Михэлуке в затылок, но голос ее звучит ласково и нежно:

— Скажи, миленький, «целую ручку»! Барин Кристу нам всем заместо родного отца с матерью.

— Ха-ха-ха! Значит, я отец и мать разбойников… — неожиданно взвизгнул злобный голос, а трость два раза стукнула по полу.

Михэлука таращит глаза. Из вишневого халата высовывается длинная тонкая шея и трясущаяся голова. Лицо у барина сморщенное и желтое, как лимон. Михэлука никак не может оторвать глаз от головы старика, которая непрерывно дрожит, словно ее кто-то дергает за веревочку… На макушке черная плоская феска с длинной, свисающей к самому уху кисточкой. Большой, кривой нос барина похож на клюв коршуна. Черные и густые брови срослись над уставившимися на мальчугана глазами.

— Поцелуй ручку, родненький, — снова поучает тетка.

Испуганный Михэлука больно тыкается носом в красный камень перстня. Рука барина приятно пахнет розой.

— Это Рафилин лягушонок? — спрашивает барин. — Я думал, он поменьше.

— Он уже подрос, — оправдывается тетка. — Этой осенью восьмой пошел!

— Гм! — покашливает барин. — Делать что-нибудь умеет или только жрать?

Тетка проводит жесткой, как терка, рукой по лицу Михэлуки и пытается замолвить за него словечко:

— Он уже не маленький… А в доме дел много, подмога всегда нужна!

Барин насмешливо хихикает, и смех этот похож на блеяние козла. Когда он смеется, видны все его желтые, но еще крепкие зубы…

— И без него хлопот хватает! Незачем мне еще одну мороку брать на свою голову! — промолвил старик и вдруг как застучит тростью по полу, как взвизгнет: — Убери немедленно, чтоб глаза мои больше его не видели!

Тетка в испуге тащит Михэлуку в зал с ковром на полу и вешалками из бычьих рогов на стенах, потом грубо выталкивает на галерею и сердито шипит:

— Торчит, как чурка бесчувственная! Весь в мать! И она такая же была. Облезлая овца, а хвост задирает! Марш домой, и пока я не вернусь, сиди в комнате!

Где же вы, зайчики и бахчи? Где вертушка, спрятанная в копне соломы? Где гроздья сладкого винограда? Где вы, пчелы, купающиеся в брызжущих струях фонтана? Где вы все? Придите и утешьте малыша, одетого в убогий пикейный костюмчик в голубую крапинку. Придите и приласкайте малыша, он так горько рыдает на кровати в комнатке хромого Томеки…

Ни мягкие ручонки Бенони, ни ласковый голос дяди, ни деревянный человечек, пляшущий на четырех ниточках на коленях у Томеки, не в силах осушить первые слезы, пролитые Михэлукой в Крисанте.

Мальчик перестает плакать лишь после того, как снова раздается резкий голос тетки:

— Даже взглянуть на ребенка не захотел, старый черт!.. А Михэлука тоже хорош! Стоит как каменный! Я ему все шепчу: «Скажи «целую ручку», скажи «целую ручку», а он стоит и только глазами хлопает!

— Ни к чему ты все это затеяла, — неодобрительно качает головой дядя. — То, что мальчик так похож на Емилиана, старику только неприятно. Не может он простить Емилиана!.. Даже мертвому ничего не прощает! Ты что, надеялась разжалобить его сердце? Как бы не так! Сердце его там, где его богатство! Богатство он потерял? Значит, потерял и сердце! Он и в могиле только о деньгах думать будет!..

— Да замолчи ты со своими глупостями! — огрызается тетка Олимпия и снова принимается поучать Михэлуку: — Ты должен барину во всем угождать! Главное, без дела не сиди ни минутки. Пусть барин видит, какой ты работящий и послушный. Понял, негодник ты этакий?

Но Михэлука понял, что тетку лучше не сердить, а как только хоть издали покажется старый барин, надо скорее прятаться. Бенони тоже это понимал и хорошо знал все закоулки и тайники, куда барин никогда не заглядывал. Так, например, можно было чувствовать себя совершенно спокойно на бахче. Бахча — на холме, а барин не станет на холм взбираться, у него может сердце заболеть. Если старик вдруг надумает пойти к копнам, пусть идет, все равно их тайник никому не найти, даже самому господу богу. А вот во фруктовый сад за черешнями или абрикосами лучше всего пробраться после обеда, когда старик спит… В конюшне тоже столько темных закоулков под яслями, под кормушками за старыми бочками, что ребят там сам черт не разыщет… Но лучше всего держаться около дядюшки Томеки. С ним можно гулять где вздумается, потому что Томека старого барина не боится. А когда напьется, ругает барина на чем свет стоит и грозится пойти пожаловаться на него в профсоюз.

— Я тебе покажу профсоюз, пьяница! — бормочет господин Кристу, и голова его так дергается, что, кажется, вот-вот отвалится. — Я тебе, лодырь, плачу жалованье, какое полагается мастеру-механику!