У нас особое задание - [26]

Проверка показала, что Борц у гестапо находился вне подозрений. Да и наши польские друзья его характеризовали так: «Типичный спекулянт, политика его не интересует. Ему все равно, какая власть, лишь бы можно было торговать. Он далек от политики и всяких военных дел».

Такая характеристика нас вполне устраивала.

Продолжительная стоянка партизанского соединения в большом селе Боровец Люблинского воеводства способствовала работе оперативной группы. Отсюда тянулись невидимые нити к интересующим нас объектам. Успешно работала конспиративная квартира под Люблином, хозяином которой был тот же пан Вацлав.

Боровец командование соединения выбрало не случайно. Окруженное лесом, село стояло в стороне от железных и шоссейных дорог. На западе от него город Тарногруд, окруженный плотным кольцом сел и деревень. Шоссейная дорога связывала Тарногруд с городами Ярославом и Билгораем. На север от Боровца лежал город Билгорай. Там скрещивались шоссейные и железнодорожные магистрали. Они расходились: на северо-восток — к Люблину и далее на Варшаву. На юге дорожные магистрали связывали ряд таких крупных населенных пунктов — Жешов, Ярослав, Перемышль, Улянув, Рава-Русская и другие.

Но это было лишь видимое спокойствие.

Вокруг Боровца начала кружить какая-то немецкая часть. От боя она уклонялась, что-то выжидала. 16 февраля эта часть расположилась в селе Домостав.

Плаксин, Павлюченко, Жарко и Зубков получили задание достать «языка». Разведчики захватили ефрейтора и полицая, командира взвода Якова Туренчика.

— Редкий случай, чтобы фашист подчинялся националисту, — сказал я. — По-видимому, Туренчик кровавыми делами доказал свою преданность гитлеровцам. Давайте его сюда!

Туренчик на самом деле оказался злобным врагом. Он командовал взводом в команде «Таузенд фюнф-109», действовавшей под руководством СД.

Это был здоровый тридцатилетний мужик. Он чувствовал себя спокойно и без принуждения пошел на откровенный разговор. Сын крупного кулака и сельского торговца, он в 1930 году вместе с семьей был выслан в Нарым. Его отец создал там террористическую группу, готовившую побег. За убийство сотрудника комендатуры отца расстреляли. Сын из Нарыма бежал и по подложным документам устроился на работу в Минске. В начале войны он был мобилизован в армию, но остался в Минске и в первые же дни оккупации предложил фашистам свои услуги. Даже из его «скромных» показаний было ясно, что он беспощадно уничтожал советских людей. На вопрос, что побудило его стать предателем и палачом, Туренчик, не задумываясь, ответил:

— Я имел все, что хотел. Люди работали на мою семью и были рады, что не дохли с голоду, а в Нарыме я вынужден был сам добывать себе кусок хлеба, лазить на кедры и сбивать шишки. Я хотел мстить, слышите, только мстить тем, кто лишил меня счастья, сделал нищим.

— Кому же теперь вы мстите? — спокойно спросил я.

Туренчик зло посмотрел на нас, его глаза налились кровью. Он долго молчал. Мы ждали.

— Долго мне пришлось терпеть, чтобы хоть в какой-то степени свести счеты с вами. И вот конец. Какой нелепый конец!

Монолог этот Туренчик закончил истерикой. Даниил Жарко не выдержал, шагнул к предателю:

— Сволочь, подлец! Вы только посмотрите. Он плачет, потому что ему не удастся дальше убивать наших людей.

Выпив воды и закурив, Туренчик успокоился.

— Что вы от меня хотите?

— Каковы цели вашей команды? Почему она избегает боя?

— Нам поручили следить за вами. Нас всего двести пятьдесят человек. О вашем пребывании известно Берлину. Там убеждены, что это крупное партизанское соединение, наполовину состоящее из бойцов и офицеров Красной Армии. Против вас готовится акция.

И с каким-то особым удовольствием Туренчик добавил:

— Что бы вы ни делали, вас всех обязательно перебьют.

Откуда такая осведомленность у простого командира взвода? Оказывается, в Люблине перед отправкой команды на задание перед офицерским составом выступал штандартенфюрер СС. Туренчик не без гордости заявил, что он сам одновременно является и следователем СД.

Немец подтвердил показания Туренчика. Мы понимали, в чем дело. Вся наша оперативная группа была одета в военную форму. Разведчики переодевались в гражданскую одежду, лишь когда шли на выполнение заданий. Именно поэтому в оперативной сводке штаба германских вооруженных сил говорилось:

«Сильные, хорошо вооруженные, крупные соединения советских партизан, подкрепляемые армейскими подразделениями, проникли на территорию генерал-губернаторства».

Сведения Туренчика подкреплялись материалами нашей разведки. Все говорило о том, что в ближайшие дни гитлеровцы предпримут против нас серьезную акцию.

А на другой день произошло еще одно важное событие, ускорившее наш выход из Боровца.

Рано утром от Семена Стрельцова прибыл усталый и забрызганный грязью Турвиц, связной Вацлава Борца. В донесении, которое он принес, указывалось, что гитлеровцы готовят массированную бомбежку Боровца. Это сообщение поступило от Адама и заслуживало доверия.

Немного отвлекусь, чтобы рассказать, кто такой Адам. Однажды к пану Вацлаву зашел купить сигарет и выпить кружку самодельного пива поляк — фольксдойч Адам. Он повредил руку и, получив недельный отпуск, ехал повидать родственников. «Добрый» Вацлав угостил его обедом и кружкой пива. Адам рассказал, что он служит в Кракове в особом батальоне по охране правительственных зданий.