У - [70]

После столь бессвязной тирады мы примолкли и погрузились в задумчивость. В молчании сели за ужин, представляющий собой a hightech expedition meal.[34] Эвен покрошил себе в тарелку питательного печенья «Wheat Bix», чтобы заткнулся организм, громко требующий клетчатки.

Когда все наелись, Ким говорит:

— Представляете, как было бы здорово пойти сейчас в кино!

Ингве ловит его на слове. Вскочив, он зовет нас с собой. Светя себе карманными фонариками, мы направляемся к старой фабрике копры, от которой остался только скромный сарай. Ингве велит нам садиться, выключить фонарики и смотреть на самую темную стену.

— Какой фильм будем смотреть? — спрашивает Ингве.

Голос его зазвучал очень уверенно. Это говорит не какой-то там физик-дилетант! Это настоящий киношник, знаток материала, который все видел и знает все про фильмы и актеров, помнит даты и сюжеты.

— Я хочу посмотреть «Париж-Техас», — заявляет Ким.

— Пожалуйста! — отвечает Ингве.

Он начинает с вводного слова, как раньше в различных отечественных и заграничных киноклубах. Он рассказывает о первых фильмах Вима Вендерса, творческом пути этого режиссера, объясняет, обрисовывает исторический контекст и лишь после этого, напевая чувствительную гитарную музыку Рая Кудера, комментирует то, что мы сейчас видим на экране. Пустынный пейзаж, засушливый, дикий и неприветливый. Идет человек. В голове у него все путается. Он оброс бородой. Мы не знаем, откуда он идет. Не знаем, кто он такой. Но вот он здесь перед нами. Идет. Громко звучит красивая музыка. Человек отбрасывает пустую фляжку из-под воды. Он шагает и шагает. Наконец набредает на какую-то хижину, на окраине цивилизованного мира. Ему нужно воды. История неторопливо разворачивается. Человек несколько лет считался пропавшим. У него есть сын. Где мать, они не знают.

Мы присутствуем на необыкновенном киносеансе. Ингве проводит нас по всему сюжету. Он помнит кадры, ракурсы съемки. Важнейшие реплики. Мы сидим тихо как мыши, когда Гарри Дин Стентон находит свою Настасью Кински, с которой он нехорошо обращался, когда они были вместе.

— I knew these people, — говорит Ингве. — These two people. They were in love…[35]

Мы так растрогались, что после окончания фильма нам было не до того, чтобы долго обмениваться впечатлениями. Мы залезли в спальные мешки. И даже не замечали комаров.

Снова ночь.

Все новые и новые ночи.

Шестой день

Глубокой ночью я встречаю Мартина, который тоже бродит как неприкаянный. Мы посветили друг на друга «маглитами», оба такие усталые, что нам не до общения. А все комары! Впервые я чувствую, какой это кошмар. Я подошел к воде и яростно натер ноги и плечи шершавым песком, а сам сплю на ходу, сон не отпускает меня и зовет назад в постель. Эта ситуация потом осталась в моем воспоминании как огромное, смутное приключение, как фантастическая картина, увиденная в кино много лет назад.

Я просыпаюсь, когда солнце уже взошло. На берегу. Почти у самой кромки воды. Это единственное место, где как-то можно жить. Кое-кто из наших тоже устроился неподалеку. С трудом разлепляя глаза, мы глядим друг на друга и мотаем головами, вспоминая свои ночные приключения. Лучше всех пережили эту ночь Ким, Ингве и Руар. Они оказались предусмотрительнее и захватили с собой спальные коконы из москитной сетки. Так они спаслись от комаров, хотя и не совсем. У Кима, например, волдырь от укуса на губе. Потому вид у него довольно-таки чудной. У Мартина более шестидесяти покусов на спине. Эвен даже не приблизился к «К»-точке, поэтому он расстроен. Все вокруг приглашает поспать. Ни одного громкого звука, только успокоительно плещут волны, и никаких будильников или назначенных встреч. Он мог бы спать и спать, но комары сильно мешают. Единственный выход привыкнуть к комариной напасти — это, как саамы, не обращать внимания, пусть себе кусают и кусают, пока тело не привыкнет. Тогда, может быть, и удастся достичь точки «К».

За завтраком я рассказываю свой сон. Во сне я видел королеву Соню, которую, разумеется, никогда не встречал в жизни да и никогда о ней особенно не вспоминал. Я ничего не имею против нее, но никогда бы раньше не подумал, что она поселилась в моем подсознании. Я сидел во дворце с королевой Соней. Мы беседовали в легком и приятном тоне, и, кажется, у меня было такое ощущение, что мы с ней отлично ладили. Я спросил у нее, можно ли мне снять брюки. Соня сказала, что да, пожалуйста, и я так и сделал. Я сидел в трусах и беседовал с ней. Немного спустя я спросил, можно ли мне закурить сигарету. Она сказала, что да, конечно, или что-то в этом смысле. И вот я сижу в одних трусах (боксерских шортах), покуриваю и непринужденно беседую с королевой.

Во сне у меня совершенно не было ощущения неприличности ситуации. Странно, но я ощущал ее как вполне естественную. Что подумала Соня, я не знаю. Надеюсь, ее это не шокировало. Я же не имел в виду ничего плохого!

Мартин говорит, что мой сон ясно показывает: должность начальника экспедиции ударила мне в голову. Но мне кажется, он ошибается. Я чувствую, что у меня все, включая представление о себе, вполне под контролем.