У крутого обрыва - [11]

Но на балетные лавры Петровский все же не посягнул. И в кино не полез: хлопотно очень. Литература — дело другое: сидишь себе, покуривая, за письменным столом, водишь пером по бумаге, потом относишь «нетленку» на почту и ждешь перевода. Очень мило. Главное — просто. Работенка — не бей лежачего, зато какой результат.

Брезжил план большого романа, но роман он решил отложить до лучших времен, обратившись сначала к жанрам малоформатным. Пришла идея рассказа: бывший пастух становится доктором наук. Или — еще того лучше: доктор наук приезжает в родное село и по старой памяти поспешает на пастбище…

Он безуспешно промаялся весь день над первой фразой, но не впал в отчаяние, — как истинный литератор, завел записную книжку и стал копить заготовки в стихах и прозе. Придумал — на всякий случай — оригинальные рифмы: «доцента, процента, акцента». Оригинальный диалог: «Ты почему такой веселый? Гулял на свадьбе? — Нет, отгадал четыре цифры в спортлото».

Сюжеты будущих произведений он брал прямо из жизни. У него только что родился сын — «по обоюдному недосмотру», как заявит он впоследствии прокурору. Он озлился на «недосмотр», отказался от сына, порвал с женой, грубо толкавшей его в пропасть обыденщины, и забрал все подарки, которые сделал ей к свадьбе. В записную книжку он занес потом такой сюжет для небольшого рассказа: «Сын, никогда не видавший отца, приглашает его на свою свадьбу».

Но за сюжеты гонорар не платили, и со славой дела обстояли неважно. Толя снова сменил жанр, перешел не на малый формат — на мельчайший. Как раз вошли в моду сатирические миниатюры, шуточки, спрессованные подчас до единственной фразы. И вот в один прекрасный день сотрудники «Клуба 12 стульев» извлекли из почты материал, предложенный Анатолием Петровским для шестнадцатой полосы «Литературной газеты»:

ФРАЗЫ. «Одна голова хорошо, а ученая степень лучше», «Сколько волка ни корми, он все равно слоном не станет», «Не имей сто рублей, а имей удачу в «Спортлото».

СЛОВАРИК. «Аквариум — рыбье общежитие»; «Газон — часть суши, по которой ходить запрещено»…

Что-то, право, не густо. Конечно, обильная почта 16-й полосы приносит еще и не такой «улов». Далеко не каждому хватает выдумки и блеска, чтобы тягаться с Евг. Сазоновым. И мне в голову не пришло бы оговаривать автора, у которого что-то не получилось. Но тут мы имеем дело не с обычным редакционным самотеком, не с естественным желанием попробовать свои силы на газетных страницах. Для Анатолия его худосочные афоризмы были отнюдь не забавой — заявкой на место под солнцем, способом начать красивую жизнь, приобщившись к изящной словесности…

Приобщение не состоялось. Но хода назад уже не было. Он снова сменил жанр, спустившись еще на одну ступеньку: стал составлять кроссворды. Это было, конечно, не бог весть что, но все же позволяло сойти за эрудита.

И опять неудача. Оказалось, что без пота и кроссворд не составишь. А потеть, как мы знаем, ему не хотелось.

Тогда он решил передохнуть, перебиться месяц-другой от грядущих свершений, но, конечно, не кое-как, а на уровне, достойном незаурядного человека.

Давно и не раз писалось, что существующие среди некоторой части молодежи представления о престижности той или иной профессии создают для планирующих организаций немалые трудности. Но — и это, пожалуй, главное — деформированная шкала нравственных ценностей приводит к последствиям еще более опасным: притягательным, достойным уважения и почета становится не труд сам по себе, а те побочные блага, которые он сулит, тот парадный фасад, который его украшает.

С натужным пафосом расписывая романтику «престижной» профессии, ее декоративную позолоту, живописуя овации, доставшиеся актеру, дипломы, венчающие заслуги ученого, мы стыдливо избегаем говорить о муках, из которых соткано творчество, о невидимых миру слезах, сплошь и рядом сопровождающих путь в науку или искусство.

Любой труд потому и называется трудом, что он труден. Не приятен, не доходен, не увлекателен, а труден. Полон рутины, однообразен и утомителен. И только потом (но далеко не всегда!) — увлекателен и доходен. Вот положения, без усвоения которых я не представляю себе нравственного воспитания, ибо они избавляют от разлада мечты с реальностью, разлада, действующего подчас как шок на иные незрелые души.

Иерархия профессий по степени их престижности, немало зависящая от того, каким почетом окружены они в обществе, — явление откровенно безнравственное: за ним стоят несложившиеся судьбы, неудовлетворенные амбиции, уязвленное самолюбие. И крушение надежд. И зависть… За ним стоят диспропорции в распределении рабочей силы, хронический недобор специалистов из числа непрестижных профессий, перебор — престижных, да и множество других сложностей, хорошо известных социологам и экономистам.

Стереотипы мышления здесь так укоренились, что деление профессий на почетные и непочетные стало чуть ли не нормой. В этой связи мне вспомнился маленький эпизод из личного опыта, которым в порядке самокритики я бы хотел поделиться.

Выходила у меня публицистическая книжка, и были в ней размышления о том, как относятся взрослеющие дети к противоправным поступкам родителей. Об отце одной девочки, продавце газированной воды, оказавшемся на скамье подсудимых, говорилось, что сама по себе его работа (работа, а не преступление) вполне почетна и достойна, ибо почетен и достоен любой честный труд, и что без продавцов страна не может пока обойтись, как и без инженеров.