У кладезя бездны. Часть 1 - [72]

А_Э_Р_О_Д_Р_О_М.

Есть!

Он едва заметно кивнул, для непосвященного — просто голова качнулась на ухабе.

Что-то острое ткнулось в бок, прорвало грубую ткань рубахи, двинулось дальше, царапая кожу. Значит — Аджумбо все-таки достал! Ему, белому человеку — сделать это было почти нереально. Африка — охраняла его лучше любых стен, лучше колючки и контрольно-следовой полосы.

Поворот. Еще немного — это поворот с дороги, еще километра полтора…

Стоп. Самосвал тяжело качнулся вперед и замер. Зашипела пневматика тормозов, потом — застонала гидравлика рычагов, откидывающих задний борт.

— Стройся! По группам — стройся!

При выходе — заключенный номер 3121 неуклюже спотыкается, падает. Начинает подниматься — в чем ему сильно помогает пинок одного из охранников.

— А ну, встал, свинья! Выпил, что ли?

Кто-то хохочет.

— Простите, бвана…

Есть.

Группа — это более мелкая единица, чем отряд. В одном отряде по шесть — восемь групп, обычно на группы делятся сами заключенные — по признаку происхождения из одной местности и из одного племени. Заключенный номер 3121 был в группе отверженных — тех, кого по каким то причинам не захотела принять ни одна другая группа.

Отверженным — был и Фриц Акумба. Он был мулатом — мать негритянка, амхарийка, отец — немец. Быть полукровкой в Африке — это все равно, что ад, тебя ненавидят все и ни одно племя тебя не примет, особенно те, чья кровь течет в тебе — кровь нельзя смешивать. А еще хуже — когда ты полукровка с белой кровью. Сюда он попал за грабежи вилл, доказали восемь, но обнес он куда больше. Преступление было достаточно серьезным для каторги — но его всего лишь отправили в трудовой лагерь. Видимо потому, что в нем наполовину была немецкая кровь — а немцы тоже блюдут чистоту крови.

— Последний отряд! Взяли ломы! Живей, живей, ленивые свиньи!

Они расширяют поле, пригодное под посевы. Здесь есть небольшая станция, тут живет всего несколько десятков семей, они занимаются сельским хозяйством и мелким ремесленничеством. Вокруг — много земли, но не вся она пригодна для сельского хозяйства. Местная почва предельно скверная — она твердая как камень и в ней немало камней. Камни порой такие, что ломается даже ковшовый экскаватор, не говоря уж о роторном, который копает оросительные канавы. Вот эти камни — они и выворачивают, рыхлят спекшуюся под солнцем почву. Потом — здесь будет поле. Скорее всего — даже не поле, посадят виноградники. Или еще какие-то плодоносные кустарники.

Черт его знает, зачем они решили тут вести сельское хозяйство — немцы все время либо сами что-то делают, либо других заставляют. Заключенный 3121 за время заключения научился уважать немцев — нация работяг.

Но дело было не в этом.

Дело в том, что в поселении был аэродром. Он сам видел, как взлетает небольшой, на несколько пассажирских мест или полтонны груза самолет, уходя в ослепительно-синее небо. Конечно, он знал этот самолет — Цессна, гражданская модель, североамериканский, наверное, собранный в Германии — но не в этом дело. Дело в том, что он умел пилотировать этот самолет… как и любой самолет в мире, что маленький, что большой. Это и был его шанс — маленький, белый шанс не сдохнуть в этом аду.

Если он все сделает правильно…

— А ну! Нава-а-а-а-лись!

Грубая ременная петля едва не выворачивает плечо, в глазах темнеет от натуги, от жары, от усталости. Этот камень — особенно велик, они полдня подкапывались под него, чтобы выворотить из земли. Потом — одни взялись за ломы, чтобы выковыривать его, другие — за ременные вожжи, чтобы выкатывать из земли.

Находясь здесь, заключенный 3121 многое переосмыслил. Негры уже не казались ему тупыми черными скотами, способными лишь на тяжелую работу. Они жили какой-то одной семьей, пусть такой, в которой ему не было доступа — но жили. Они были трудолюбивы и работали так, как не работал ни один итальянец — под жарой, под палящим солнцем, без единой минуты на сиесту. Наконец, среди негров, не столько глупых столько безграмотных — попадались по-настоящему умные люди.

— Нава-а-ались!

Он рванул изо всех сил, по крику — и вдруг земля ударила его с силой груженого самосвала, он с размаху грохнулся о вытоптанную землю, да так, что искры полетели из глаз.

— Стоп! Стоп!

Ободранное о землю и мелкие камни лицо жгло как крапивой, сочащийся пот смешивался с кровью из содранной кожи. Негры, оставив работу, собирались вокруг.

— Ах ты, сукин сын!

Акумба был моложе и здоровее — он занимался немецким боксом, кампфрингом[100] и у него была неплохая реакция — он успел отскочить в сторону и отбросить нападающего ударом ноги. Негры загудели, выстраиваясь в полукруг — бесплатное зрелище.

— Сам ублюдок!

Заключенный 3121 толчком оттолкнулся от земли, принял низкую, устойчивую стойку, характерную для японских единоборств. Акумба моментально встал в стойку, типичную для кампфринга — одна рука прикрывает туловище, вторая ударная, ноги на час и на семь часов. В отличие от 3121 — он не переносил центр тяжести вниз.

Заключенный 3121 попытался нанести высокий удар ногой в голову — но Акумба без труда отразил его и вывел заключенного из равновесия, после чего он грохнулся на землю. Негры взвыли — приятно видеть, как негр колотит белого — пусть негр только наполовину черный, а белый — можно сказать, что только наполовину белый. Чертовски приятно.