У каждой улицы своя жизнь - [62]
— Видите? Обломились, словно стекло.
Расщепленные железные брусья торчали, как деревянные щепки.
— Будь осторожнее с мальчиком... Не давай ему слишком перегибаться.
— Он еще не достает до верха... И брусья прочные.
Вентура рукой проверял их надежность.
— Видишь?
Не выдержали ли брусья, не перевесило ли туловище, не увлек ли он их за собой? Какая теперь разница...
— Осторожнее, сеньора.
Предостерегли ее, потому что она оперлась о торчавший обломок балки.
— Вы согласны, что этот балкон уже обречен, его починить нельзя?
Балкон был окончательно обречен, а вместе с ним и самый праздничный, самый любимый уголок в квартире.
Ей хотелось взмолиться: "Поправьте эти кирпичи, этот кафель, эти балки".
Они что-то измеряли, что-то записывали. Один из них принялся рассказывать об аналогичных случаях:
— На сеньора, который стоял в хвосте автобусной очереди, упал карниз и пришиб его... А два года назад на улице Эмбахадорес обвалилась стена и придавила трех человек. Двоих вытащили из-под обломков, а ребенка разбило в лепешку.
Она слушала автоматически. Слегка отодвинула в сторонку столик с рукописями и стояла, опершись о стену и скрестив руки.
— Никогда бы не сказал, что отсюда можно столько всего увидеть!.. Там, находясь внизу. .
Замечательный пейзаж!
(Мы искали квартиру вместе, потому что донья Анита едва нас терпела. Свадьба без родных, гражданский брак. Ты не ответил на мой вопрос, а сказал: "Послушай, Пресенсия, донья Анита просит нас освободить комнату. Она ей нужна. Давай искать квартиру". Но это было трудно.
Мы обошли Мадрид вдоль и поперек. Я заметила, что донья Анита почти не здоровается со мной и наверняка отдала какое-то распоряжение своей служанке, потому что та прислуживала мне украдкой... Выражение глаз у нее стало суровое и недоверчивое. Должно быть, она думала: "Интересно, чем они занимались в комнате?" Но больше всего, по-видимому, она не могла простить себе своей собственной наивности. Ту неделю она ходила в церковь чаще обычного.
Целыми днями торчала в коридоре в мантилье, чтобы столкнуться со мной и громко сказать служанке: "Пойду помолюсь". Через неделю мы переехали в пансион и жили там, пока не нашли себе квартиру. Нам ее подыскала Валье. Она изредка заходила навестить меня, когда Вентуры не было дома, и расспросить обо всем. Валье была одной из самых неистовых поклонниц Вентуры.
Она всегда дожидалась прихода Вентуры в своих вызывающих платьях в обтяжку, без чулок, с подведенными глазами. И сильно надушенная. В присутствии Вентуры обращалась со мной фамильярно, говорила сочувственным тоном: "Пеке..." Заставая ее со мной, Вентуpа здоровался с ней и тут же покидал комнату. Я знала, что ему не нравилась эта дружба, но не могла порвать с ней сразу, потому что в свое время она приютила меня, когда я осталась без крова. Наша дружба распалась сама собой, когда Валье поняла, что, несмотря на кажущуюся легкость в наших отношениях, наша жизнь не имеет ничего общего с ее жизнью. По ее мнению, я "витала в облаках", а ты "пребывал в счастливом неведении...".
Но именно она неожиданно помогла нам найти эту квартиру. Она прибежала однажды ко мне в самый разгар утра и сказала: "Там живут мои знакомые. Они оттуда переезжают и хотят перезаложить ренту. Но просят немного. Если ты не пойдешь сейчас же, то квартира уплывет". И я пошла с ней. Квартиросъемщики еще находились там, и я попросила их подождать еще пару часов, пока ты вернешься с работы, чтобы мы могли прийти к ним и все уладить. Они увидели меня беременной. "Такая молоденькая... Совсем еще девочка".
— Мы подождем, — сказал муж.
Это был мужчина средних лет, сальный, с толстыми губами и жирным лоснящимся загривком. Меня удивило, что он заговорщически переглядывается с Валье. Он сказал своей жене: "Пойду провожу их до двери". Она его поцеловала. "Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна. Пресенсия для меня словно родная сестра. И ждет малыша, бедняжка..." А когда мы шли по коридору, он, не таясь, будто меня нечего было стесняться, — из чего я заключила, что Валье все рассказала ему о нас, — ущипнул ее, а она прижалась к нему. Я испуганно оглянулась назад, а Валье попросила меня: "Покарауль". Мне было очень стыдно выполнять такое поручение.
Время от времени они что-то говорили вслух относительно квартиры, явно для того, чтобы жена их слышала и ни в чем их не заподозрила. У входной двери они обнялись. Он был таким толстым, распутным, грязным. "В квартире летом очень прохладно". Он тискал ее. Валье сдержанно хихикала. "Отопления нет. Моя жена разжигает жаровню..." Они целовались в губы, прямо при мне, без всякой совести. И назначили свидание. Я спускалась по лестнице, умирая от стыда. Валье остановилась на самом нижнем лестничном пролете и вытерла лицо носовым платком. Подкрасила губы. "Я схожу по нему с ума. Он просто чудо". По тому, как близко располагался дом, в котором жила Валье, от этого квартала, я догадалась, что он оплачивает ее комнату. Вот каким образом он косвенно сослужил нам услугу. . Какая унизительная, гнетущая взаимосвязь! Но я ничего не сказала об этом Вентуре. Главное — нашлась квартира. Мы пришли туда вдвоем. Вентура не сомневался. Он сказал: "Мне нравится эта улица. И квартал". А когда увидел столовую, гостиную и пейзаж, который открывался через балконную дверь, то сразу решил: "Мы с ним не расстанемся".
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.