У батьки Миная - [21]

А вскоре сбросили с трона царя. Минай Шмырев штык в землю и пошел со своими товарищами к немецким окопам — брататься с теми, по ком еще недавно стрелял из своего орудия.

— Рус, давай мириться…

— Рус, долой войну!

Навстречу русским шли немецкие солдаты. Это были в большинстве своем крестьяне, рабочие. И Минай Филиппович душою чуял, умом понимал, что с этими людьми у него общие интересы. И не они, эти простые люди, виноваты в том, что на земле полыхает война.

События в стране развертывались стремительно. Царя свергли рабочие и солдаты, а власть захватила буржуазия. С этим нельзя было мириться, власть надо было передать законным хозяевам страны — рабочим и крестьянам. Об этом Минай Шмырев говорил и на солдатских митингах, и с трибуны съезда представителей солдатских депутатов 4-й армии. Закалила война, окрылила революция солдата Миная Шмырева. В те бурные, незабываемые дни он вступил в партию большевиков. А когда Ленин бросил клич: «Социалистическое Отечество в опасности!», Минай Филиппович добровольцем пошел на фронт. Трудными фронтовыми дорогами пришел он к своей заветной мечте, которая связывалась у него с тем куском земли, что должны были отрезать на его долю от угодий Родзянки, с тем домиком, лес на который он уже заготовил, с садиком, который он непременно посадит на своей земле, возле своего домика. И, конечно, с красным флагом над зданием сельсовета в его родной деревне. За все это не щадя жизни воевал артиллерист, боец ленинской гвардии Минай Филиппович Шмырев.

…По лесным тропкам идет он, к шорохам прислушивается, к голосу жалейки.

Может, рассказывает она о том, как вернулся он с фронта в родную деревню Пунище, как стал работать заведующим земельным отделом Суражского волостного исполкома…

Дорвались люди до мирного труда, а им мешали, не давали развернуться банды «зеленых», «белых», головорезы атамана Балаховича. И милиция, и отряды Красной Армии за ними гоняются, но всех выловить не удается.

Совсем обнаглели бандиты! Стреляют в советских работников, убивают активистов. Замахиваются на Советскую власть на Витебщине. Решено было создать такой отряд, который смог бы перехитрить бандитов и захватить их атаманов. Но кто возглавит этот отряд?

— Дайте мне, товарищи, десятка два крепких, боевых хлопцев и оружие. Переловлю всех бандитских главарей, — предложил Минай Шмырев.

— Переловишь? С двумя десятками людей?

— Переловлю! — решительно заявил Минай. — Мне больших отрядов не надо. Много людей — много шума. А это мешает. Их надо тихонько, хитро брать. Топотом копыт и лязганьем затворов бандитов не испугаешь. У них тоже есть оружие…

— Все это верно, — согласились с ним. — И все же как ты с двадцатью бойцами управишься? Ведь перебьют вас, передушат, как котят.

Минай слушал, лукаво улыбался.

— За бойцов отвечаю головой, — сказал. — Все до одного живыми вернутся. Только просьба у меня: выдайте каждому крестьянскую одежду, дайте топоры и пилы, косы и грабли…

— И это все?

— Нет, не все. Еще дайте ящики для плотницкого инструмента, для шорного дела. Мы в эти ящики положим гранаты и кинжалы.

— Все?

— Нет, не все. Дайте один пулемет и подводу. На подводе повезем харч, а под сено спрячем пулемет.

— Теперь-то все?

— Теперь, кажется, все. Впрочем, дайте еще спирту, да побольше.

— А зачем?

— Бандитских атаманов угощать…

Хитроумный замысел Миная Шмырева поняли, оценили его самобытную тактику. Все, что он просил, ему дали.

И поехали, пошли плотники, столяры, шорники по деревням Суражской волости тесать бревна и строгать доски для хат, ремонтировать сбрую, пошли косцы наниматься к богатым хозяевам. А так как начинался сенокос, богатеи охотно нанимали косцов. И остальным работы хватало. Разошлись по хуторам за хозяйский харч, за мизерную плату спины гнуть. Рады богатеи хуторяне.

А через несколько дней под вечер остановил Минай Филиппович свою телегу возле глухого хутора на опушке леса. Подозрительным показался ему этот хутор. За тесовыми воротами, за крепкой бревенчатой стеной не видно было ни хаты, ни хозяйственных построек. Тихо, как в могиле. Стоял, глядел Минай и думал: «Вот уж и впрямь волчье логово!» Так и назвали этот хутор хлопцы, которые накануне побывали здесь. Скрипнули ворота, и из логова показался хуторянин. Чернобородый, плечистый, с двойным подбородком. Стоит, разглядывает Миная, его возницу, пару сытых лошадей. На Минае одежда крестьянская, но добротная. На ногах новые юфтевые сапоги, рубашка сатиновая. А возница в поскони, лапотник.

— Откель, человек? — спрашивает у Миная взлохмаченный, звероватый хуторянин.

— Отсель не видать, — отвечает Минай. — За Щелбовскими лесами мой хутор.

— Хуторянин?

— А то ж, хуторянин. Вот с батраком еду. Притомились, задержались в дороге. Нам бы переночевать, коней накормить, самим бы подкрепиться. Может, примете?

— Проезжих не пускаю.

— Что так? Ведра воды коню жалко? Да я же за то ведро заплачу. Будешь в наших краях — ночуй, живи у меня на хуторе. Гора с горой не сходятся, а человек с человеком… — уговаривал Минай. Но хуторянин был не из тех, кто быстро сходится с незнакомыми людьми.

— А куда едешь-то?

— Длинная еще дорога, — отвечает Минай. — В Витебск еду. Там, сказывают, соли можно достать. Один знакомый поможет мне гвоздей и этой самой соли купить. — Видит Минай: ожил этот замшелый валун, заблестели глаза у хуторянина. — А тебе нужны соль и гвозди?