У арабов Африки - [7]

Однако в целом новая ориентация безусловно более прогрессивна по сравнению с предшествовавшим «либеральным» курсом. Не случайно Абд аль-Маджид Шакер напоминает о том, что с 1960 г. определенные изменения произошли и во внешней политике Туниса. «Мы установили дружественные отношения с СССР и другими социалистическими странами, — говорит он. — В Организации Объединенных Наций мы теперь часто выступаем вместе с вами, особенно после поддержки Советским Союзом позиции Туниса во время бизертского кризиса в июле 1961 г.».

После беседы с Шакером — визит в редакцию центрального органа партии газеты «Аль-Амаль». Нас принимает в своем кабинете один из руководителей редакции— Салахаддин Бен Хамида. Он с удовольствием вспоминает о нескольких днях, проведенных им в Москве в составе тунисской делегации, направлявшейся в Китай. «Кстати, вы не видели в Москве моего двоюродного брата? — смеется господин Бен Хамида. — Его зовут Сляма, и он учится в Московском университете». Разговор опять заходит о «тунисском» социализме. Что же это такое? «Вам еще не сказали? — усмехается господин Бен Хамида. — Это же все очень просто. У вас социализм имеет целью улучшить положение людей. Того же хотим и мы. В основе тунисской концепции социализма лежит идея всеобщего благосостояния. Мы хотим повысить жизненный уровень населения, сделать всех зажиточными. Тогда не будет различий между богачами и бедняками. Когда мы боролись за независимость, мы не думали о будущем. Но теперь мы считаем, что не можем совершить нашу революцию на основе капитализма, который к тому же унаследован нами от эпохи колониализма. Нам нужен другой путь».

Когда мы были в Тунисе, оставалось всего полтора месяца до прекращения войны в Алжире. Алжирская проблема была в центре внимания тунисской общественности. Ей посвящались статьи на первых полосах газет, уличные фотовитрины, заявления государственных деятелей. Поэтому и Абд аль-Маджид Шакер и Салахаддин Бен Хамида, естественно, в беседах с нами касались алжирской проблемы. Но наиболее полную информацию по этому кругу вопросов мы получили в редакции газеты «Аль-Муджахид» — органа Фронта национального освобождения Алжира, высшие инстанции которого в то время располагались в Тунисе.

Редакция «Аль-Муджахида» занимала небольшое скромное помещение в переулке недалеко от нашего отеля. У подъезда стояли тунисский полицейский и двое алжирцев в штатском. Когда мы подошли к дверям, алжирцы преградили нам дорогу, но, узнав, кто мы, беспрепятственно пропустили. Нас встретил занимавший тогда пост главного редактора газеты Реда Малек[2]. Он подробно рассказал нам о политической ситуации в Алжире, о трудностях вооруженной борьбы с войсками колонизаторов и террористами из ОАС, о превратностях дипломатической борьбы (в то время как раз намечались контакты, которые привели к заключению Эвианских соглашений), о стремлении алжирских руководителей решить все спорные вопросы с Францией путем переговоров. «Каждое новое испытание, каждый поворот судьбы обогащает опыт многострадального алжирского народа. Нет сомнения, что в конечном счете это положительно скажется на строительстве независимого Алжира», — сказал нам на прощание господин Малек.

Визитом в редакцию «Аль-Муджахида» наши беседы в Тунисе не закончились. В тот же день нам довелось беседовать у самого входа в отель «Мажестик» с группой совсем юных лицеистов. Они свободно говорили по-французски, некоторые щеголяли даже знанием английского языка, но на арабском литературном языке предпочитали не говорить. Дело тут не только в том, что арабы с европейцами всегда предпочитают говорить на одном из европейских языков. Дело в проблеме так называемого трехъязычия Магриба, в каждой из стран которого насе ление говорит на соответствующем разговорном диалекте (в Магрибе диалекты сильно отличаются от общеарабского литературного языка), а функции литературного языка фактически выполняет французский. После провозглашения независимости во всех странах Магриба были восстановлены попранные права арабского литературного языка, который идеологи колонизаторов считали «искусственным» и даже чуть ли не «иностранным» для жителей Магриба. Но эту проблему, как и другие, унаследованные от колониального периода, нельзя решить за короткий срок. Поэтому до сих пор большинство учащихся в Северной Африке получают образование на французском языке ввиду нехватки кадров арабских преподавателей и пособий на арабском языке. Часто арабский литературный язык преподается наряду с другими дисциплинами, которые изучаются на французском языке. Естественно, что в подобных условиях большинство представителей магрибской интеллигенции, не говоря уже об учащихся, когда речь заходит о технике, политике, культуре и прочих «высоких материях», предпочитают изъясняться по-французски.

Наших новых знакомых интересовало все о Советском Союзе. «Это правда, что у вас в стране десять миллионов коммунистов?» — почти с ужасом уставился на меня носатый паренек в очках. Сообщение о том, что в процентном отношении число тунисцев, состоящих в партии Новый Дестур, пожалуй, не уступает числу советских граждан, состоящих в КПСС, он воспринял сначала с недоверием, а потом, как бы примирившись, все же проворчал: «Да, но ведь то новодестуровцы, а не коммунисты». Другой паренек, в светлом джемпере и шешиа, спросил: «А среди вас много коммунистов?» Узнав, что далеко не все в нашей группе члены партии, он с любопытством уставился именно на тех, кого ему представили как членов партии: «А за что вы выступаете?»— «За то же, за что и наши коммунисты», — ответил за нас третий лицеист, который, как потом оказалось, был единственным из всех этих ребят, знавшим разницу между коммунизмом и социализмом. «А это верно, что коммунисты говорят: «Все за одного, один за всех?», — спросил четвертый лицеист (кажется, это были единственные слова, им сказанные). «Что ж, если вы так считаете, то это очень хорошо», — тут же откликнулся наиболее дотошный из них, тот, что в светлом джемпере.