У арабов Африки - [24]

Еще через полтора часа пути, благополучно миновав крутые повороты горного шоссе и едва не перевернувшись в кювет на глазах у изумленного погонщика овец, не ожидавшего такой неуклюжести от нашей «Волги», мы въезжаем в Тлемсен. Несмотря на множество современных зданий, на внешнем облике города — неповторимая печать андалусской культуры, принесенной сюда мавританскими изгнанниками. Многие дома украшены аркадами и узорчатой резьбой по камню. Тюрбаны здесь встречаются редко. Вместо них обычно носят высокую феску с накрученной на нее повязкой. Бурнусов тоже не видно — их заменяет легкая накидка. Женщины, встречающиеся на улице, все закутаны по-ливийски, но на балконах новых домов сидят без хаиков и лааджаров, с открытыми лицами.

Вдоль улиц тянутся одна за другой лавки. Заходим в одну из них. Владелец, г-н Бухаджар, именует свое заведение «восточным салоном». Он торгует изделиями «алжирского, марокканского, тунисского и восточного ремесла» — мебелью, коврами, изделиями из кожи, шелка и металла. Основной его расчет — на туристов и их неистребимую любовь к сувенирам. Мало кто откажется купить, например, кинжал с красиво переплетенной рукоятью и гербом Тлемсена.

В Тлемсене много памятников алжирской старины. Когда-то город был столицей средневекового берберского государства Зайянидов, политическим и культурным центром всего запада страны, чему во многом способствовало его выгодное расположение среди гор, защищавших от непрошеных третей. От былого величия города остались только следы: полуразвалившиеся мечети, минареты, башни, остатки крепостных стен. Осмотреть их все не было времени. Пришлось ограничиться осмотром древней мечети Сиди-Бу-Медин, чрезвычайно почитаемой во всем Алжире. Дорога туда ведет через пустырь и заброшенные сады, мимо мусульманского кладбища и оливковых рощ. Кое-где на пустырях мальчишки играют в футбол, но без обычного для этого занятия шума и гама. Вся обстановка древнего города располагает к молчанию и тишине. Темнеет здесь, как и у нас на юге, мгновенно. В наступившем полумраке фигуры закутанных в хаики мусульманок мелькают на улицах, словно белые привидения.

Мечеть Сиди-Бу-Медин расположена в центре старого арабского города. Ее высокий четырехугольный минарет с зубчатой башней и сложным мавританским орнаментом возвышается над низкими крышами и виден за много километров. Сейчас он искусно подсвечен и, возможно, производит даже большее впечатление, чем днем. Вход в мечеть по мастерству отделки и умелому использованию разноцветной мозаики отдаленно напоминает наши самаркандские ансамбли: Гур Эмир, Шахи-Зин-да, Регистан. У входа — куча обуви. Изнутри доносится монотонное гудение молящихся. Если заглянуть в мечеть (что вообще-то во время молитвы делать не рекомендуется), то поразишься яркости электрического освещения, богатству устилающих пол ковров и сравнительной малочисленности верующих, застывших в разных позах под расписными арками. Больше заметить все равно ничего не успеешь: надо поспешно выходить на улицу и вступать в разговор с мусульманами, отдыхающими после молитвы недалеко от мечети. Это люди в основном пожилые, одетые в длинные кафтаны — джеллябы, накидки в виде плаща с прорезями для рук, по-турецки широкие шаровары (которые в других городах уже почти никто не носит) и тюрбаны с шитьем, похожим на золотое. Смотрят вначале настороженно: после наступления темноты около мечети редко можно увидеть европейца. Потом взгляды теплеют, фразы становятся уже не столь короткими и отрывистыми. Почти все свободно говорят по-французски. Даже когда их что-нибудь спросишь по-арабски, они отвечают по-французски. Делают так, очевидно, либо плохо понимая литературный арабский язык, больше распространенный к востоку от Магриба, либо не привыкнув по-арабски говорить с европейцами.

Обратный путь по узким кривым улочкам со сточными канавами и глухими стенами невысоких мусульманских домов навевает различные воспоминания: то о тунисской медине, то о романах Мухаммеда Диба, родившегося и выросшего в Тлемсене. Улочки буквально забиты беспечно шумливой и хохочущей детворой. Среди таких быстроглазых и оглушительно орущих озорников, наверно, рос и автор романов «Большой дом», «Пожар», «Ремесло ткача». И, может быть, кто-нибудь из его сверстников послужил прообразом смелого и доброго, драчливого и нежного Омара, главного героя романа «Большой дом». А может быть, где-то недалеко находится и описанный в романе «большой дом»?

К сожалению, мы не могли задерживаться в Тлемсене и уже на следующий день выехали в город Алжир. Опять — горная дорога, стада овец, потом бывшие поселки колонистов, ставшие самоуправляемыми кооперативами. После Сиди-Бель-Аббеса горы остаются справа, шоссе тянется по равнине в окружении виноградников и бесконечных апельсиновых рощ. Некоторые полугородки-полуселения, встречающиеся на пути, носят знакомые названия, например Инкерман. Говорят, что есть в Алжире также Альма и Малахов. Все эти названия появились во время Крымской войны 1853–1856 гг., в которой в составе французского экспедиционного корпуса активное участие принимали алжирские зуавы, набиравшиеся не столько из алжирцев (зуауа — название одного из кабильских племен), сколько из французских колонистов Алжира. Сейчас многие из этих названий меняются: Инкерман официально переименован в Уэд Риху, но его еще по старой памяти называют прежним именем.