У арабов Африки - [22]

От Касбы спускается к морю Баб аль-Уэд. Это был когда-то рабочий район со смешанным населением: алжирцы жили здесь вместе с европейцами, главным образом испанцами, итальянцами, корсиканцами, мальтийцами. Но постепенно Баб аль-Уэд стал почти полностью европейским, утратил былой пролетарский характер, превратившись в район лавочников, мелких служащих, чиновников, владельцев небольших мастерских. Не удивительно поэтому, что Баб эль-Уэд в течение войны 1954–1962 гг. непрерывно поставлял кадры для всех ультраколониалистских манифестаций европейцев города Алжира, а с весны 1961 г. стал цитаделью ОАС. Отсюда направлялись банды фашиствующих молодчиков, устраивавшие бесчинства и линчевания алжирцев в центре Города, отскуда велся обстрел мусульманских кварталов, прежде всего Касбы, из минометов и пулеметов. Некоторые дома в Касбе, примыкающие к Баб аль-Уэду, были взорваны оасовцами. Их руины до сих пор напоминают алжирцам о кровавой вакханалии колониальных фашистов.

После независимости Баб аль-Уэд опустел: многие европейцы уехали из Алжира по призыву ОАС, другие — под страхом оасовского террора, третьи — боясь, что алжирцы за зверства ОАС будут мстить всем европейцам без разбора. Так или иначе, но сегодня на улицах Баб аль-Уэда европейцев почти не видно, зато много алжирцев, переселившихся из трущоб в брошенные европейскими беглецами красивые дома в шесть и десять этажей. Впрочем, о «присутствии Франции» напоминают французские часовые в салатной форме перед военными казармами Пелисье[11].

Некоторые улицы Баб аль-Уэда почти не надо было переименовывать. Например, широкое современное авеню в примыкающей к порту части района, примечательное красивым восьмиэтажным зданием нового почтамта, называлось раньше авеню 8 ноября (в честь высадки войск союзников в Северной Африке в 1942 г.), а теперь называется авеню 1 ноября (в память о первом дне алжирской революции). Оасовские надписи («Да здравствует Салан»[12] и т. п.) и символы (например, кельтский крест — круг с вписанным в него крестом) — повсюду. Кое-где они замазаны краской, зачеркнуты мелом, а поверх них написано: «Да здравствует ФИО!».

За районом Баб аль-Уэд расположено городское предместье Сент-Эжен. Над ним, на высокой горе, как бы контролируя подступы к городу, стоит массивный, похожий на средневековую крепость крестоносцев, католический собор Нотр-Дам д’Африк. Несмотря на отъезд большинства католиков, католический культ продолжает свободно отправляться в Алжире. Перед собором — памятник кардиналу Лявижери, первому архиепископу Ал жира, безуспешно пытавшемуся крестить чуть ли не всех мусульман Северной Африки. На памятнике цитата из послания папы Льва XIII, восхвалявшего деятельность Лявижери, якобы много сделавшего для североафриканцев, каковые, по мнению святейшего папы, «наибольшим образом заслуживают католицизма и цивилизации». Судя по надписям мелом на воротах и стенах внешней ограды собора («Слава нашим борцам! Долой культ личности!»), алжирцы неплохо разобрались в том, что скрывалось за внешним благочестием «католической цивилизации».

В городе Алжире немало и других примечательных районов и кварталов. Например, район Тагарэн стоит на месте деревни, основанной в 1492 г. изгнанными из Андалусии маврами. Разросшись, город поглотил эту деревню. Поэтому в Алжире нет такого музейно нетронутого уголка Андалусии, как Сиди-Бу-Саид в Тунисе.

На одной из автобусных остановок в Тагарэне сохранилась дощечка с лозунгами: «Народ — великий творец освобождения! Вмешательство народных масс создало условия для подлинной революции!» Эти лозунги напоминают о невероятно тяжелой борьбе бойцов патриотического подполья города Алжира против колонизаторов, о подвигах героев Касбы, о массовых народных демонстрациях в столице в 1960–1961 гг., явившихся выдающимся вкладом в дело победы революции. В свое время ультраколониалисты похвалялись тем, что они якобы выиграли «битву за город Алжир», истребив непокорных и схватив неуловимых. Но это оказалось всего лишь очередным пропагандистским блефом. Стойко перенеся трудные годы освободительной войны, город воспрянул духом, став столицей нового Алжира, возрожденного к независимой жизни.

ПОЕЗДКА НА ЗАПАД

Покинув столицу, машина въезжает в сплошной цветущий сад, который тянется до самого Орана. Виноградники сменяются плантациями цитрусовых, оливковыми рощами. За каменными или решетчатыми оградами золотятся апельсины. Мелькают небольшие города — Буфарик, Музайавиль, Афревиль — с обилием зелени, плоскими светлыми зданиями, прямыми улицами и обязательным шпилем католической церкви на площади перед мэрией. Городки удобные, аккуратные. Чувствуется, что строившие их европейские колонисты стремились обосноваться здесь с максимально возможным комфортом и навсегда.

Идеально прямое шоссе, окаймленное аллеями эвкалиптов, пролегло меж тщательно возделанных полей. Зеленые холмы и невысокие горы, то круто вздымающиеся, то тянущиеся параллельными грядами, в некоторых местах близко подступают к шоссе, в других — почти скрываются на горизонте. Чувствуется большее плодородие почвы, чем в Тунисе и Ливии, большее обилие фруктов, овощей. На фоне яркой зелени резко выделяются белые и оранжевые дома поселков и ферм. На полях, где трудятся феллахи, можно увидеть таблички, свидетельствующие о том, что данный участок земли принадлежит тому или иному кооперативу или самоуправляющемуся хозяйству. Кооперативам обычно дают имена героев алжирской революции, павших в боях с колонизаторами. На полях многолюдно, кое-где видны тракторы. На лугах (как в низинах, так и на холмах) — стада овец. На шоссе попадаются бешено мчащиеся автомобили, велосипедисты, иногда — ослы с поклажей, но верблюдов, как в Тунисе и Ливии, не видно. Для этого, очевидно, надо ехать южнее, ближе к Сахаре. В целом запад страны поражает зажиточностью. На дорогах — ни одного нищего или хотя бы босого. Ребятишки (все как один — сносно одетые и в башмаках) предлагают купить у них черных кур, зайцев и прочую снедь. Людей много, даже там, где нет селений, так как повсюду — сады, огороды, ирригационные сооружения. Здесь можно наглядно убедиться, что благословенный край от столицы до Орана — житница страны.