У арабов Африки - [26]

Миновав гористую Большую Кабилию, поезд мчится по степным просторам Малой Кабилии. Эта область когда-то была берберской, но теперь почти полностью арабизирована, хотя кое-где здесь и говорят на смеси арабского с кабильским. Достигнув центра области — города Сетиф, поезд едет прямо по улицам. Сначала мелькают сколоченные из всякого хлама жалкие лачуги местного «бидонвиля» (типичного для многих североафриканских городов окраинного бедняцкого квартала, застроенного в основном самодельными хибарками ушедших из деревни крестьян), потом — новые многоэтажные дома, один дом даже в десять этажей. Забор стадиона сплошь об леплен мальчишками: футбол в Алжире очень популярен, и ему отводят почти по целой полосе все центральные и провинциальные газеты. Чувствуется, что горы Кабилии, оставшиеся позади, служат климатическим барьером: в Сетифе — всего 8 градусов тепла, а на побережье — 34 градуса. На перроне сетифского вокзала все в пальто. Небо — свинцовое. Накрапывает мелкий дождик.

После Сетифа местность пошла еще более ровная, повсюду — широкая степь. Земля здесь лучше, чем в кабильских горах. То тут, то там виднеются обработанные поля. Но очень много и необработанных участков. Населенные пункты пошли реже. Проезжаем один из них — Телергму. На столбе около станции — восьмиконечный лотарингский крест и надпись по-французски: «Единственный вождь». Очевидно, это память о посещении Телергмы в 1959 г. президентом Франции генералом де Голлем. Здесь, как и всюду в Алжире, никто не стирает старых лозунгов, и по ним можно восстановить живую историю страны за последние годы.

В Константину поезд приходит поздно. В отелях здесь работает отопление — холодно! Любопытно, что осенью и зимой в Алжире чем дальше от моря, тем холоднее, а летом и весной — наоборот. К тому же Константина расположена сравнительно высоко: верхняя часть города лепится на гигантских скалах, разделенных пропастью от 50 до 200 метров глубиной. В свое время город был из-за этого почти неприступен. Недаром еще в III в. до нашей эры стоявшая на месте Константины древняя Цирта стала столицей знаменитого агеллида (царя) Нумидии Масиниссы, которого алжирцы почитают примерно так же, как тунисцы — Ганнибала, а египтяне — Рамсеса II.

В Константине нет столь резкого деления на европейскую и мусульманскую части города, как в других местах Алжира. Обе они тесно сплетены друг с другом, почти незаметно переходят одна в другую. На архитектуре европейских домов — налет мусульманского влияния, улицы и переулки в европейских кварталах бывают столь же узки и запутанны, как и в мусульманских. Некоторые дома словно гроздьями свисают в пересекающее город извилистое ущелье, лепятся по его отвесным стенам. Улица по краю ущелья так и называется — Дорога бездны. Через ущелье переброшены мосты: исполинская каменная эстакада Сиди Рашед, как бы опоясывающая наиболее старую часть города у самого входа в ущелье, прямой и широкий массивный мост Аль-Кантара, висячие мосты Перрего и Сиди Мсид. По Сиди Рашеду обычно едут от вокзала, чтобы попасть к центру — площади Бреши, на которой расположены мэрия, суд, лучшие гостиницы и рестораны. С моста Аль-Кантара открывается великолепный вид на прямую линию расположенного много выше моста Сиди Мсид, узкие шоссе, вырывающиеся из туннелей на склонах ущелья, дальние холмы, селения и горы в рваном треугольнике обрыва. Если посмотреть в другую сторону, виден следующий мост — Антонина. Внизу, на дне пропасти, — трава, деревья, паутина тропинок. Потом следует обрыв, ниже его — «второе» дно ущелья, по которому протекает обмелевшая речка Рюммель. Трудно найти в Алжире место красивее Константины!

Сегодня Константина — третий по величине город Алжира (в 1960 г. здесь было около 300 тыс. жителей, сейчас намного больше) и центр восточных районов страны, в наибольшей степени пострадавших от войны 1954–1962 гг. На любой улице можно встретить хромых, слепых, изувеченных. Здесь гораздо больше плохо одетых, чем в западных районах. Попадаются нищие, главным образом старики. Некоторые из них, закутавшись в рваное пальто или бурнус, спят прямо на тротуаре, невзирая на холод и сырость. Другие роются на мусорных свалках или сидят, безучастно глядя перед собой. Лишь немногие просят милостыню.

Следует учесть, что большинство из 9 тыс. алжирских деревень, разрушенных в течение войны 1954–1962 гг., приходится как раз на восточные районы. Уцелевшие жители этих деревень ушли в города. Много их и в Константине. А так как работы не хватает даже для молодых и здоровых, то старикам и больным ее и подавно не найти. Бедственное положение многих тысяч крестьян, вынужденных уйти из деревни в город, является, следовательно, тяжелым наследием колониализма и войны. Молодой республике, естественно, очень сложно в короткий срок избавиться от подобного наследия. Кроме того, восточные районы, центром которых является Константина, вообще беднее алжирского запада: здесь почвы похуже, горы и лесные массивы занимают больше площади, да и климат суровее.

Жители Константины в отличие от западных алжирцев почти не носят тюрбанов и белых длинных джелляб. Даже бурнусы попадаются здесь сравнительно редко. Большинство местных алжирцев — в одежде европейского покроя и красных шешиа вполне тунисского вида. Выглядят они поэтому гораздо менее экзотично, чем, допустим, завсегдатаи мавританских кафе где-нибудь в Мостаганеме, Тлемсене, Аль-Аснаме. Весьма своеобразны в Константине женские наряды. Большинство мусульманок ходят здесь с открытыми лицами, без покрывал и лааджаров, в цветастых платьях, в таких же платках, завязанных как-то по-особому, узелками вперед. Как рассказал один из местных жителей, почти все открытые женщины в Константине — это берберки «шавийа» из расположенной много южнее горной области Аурес. По его словам, арабские женщины стараются носить покрывало (которое здесь называется не «хаик», как на западе, а «млия») и лааджар, но «по бедности не всегда могут это себе позволить». Действительно, традиционное белое покрывало здесь почти не увидишь, Иногда можно встретить и черную млию, которую мне потом довелось видеть только в ОАР.