У алтаря любви - [57]

Цезарь, закончив свою речь под восторженные крики толпы, в окружении боевых соратников сошел вниз по лестнице и оказался на улице – толпа двинулась за ним. На площади перед храмом их ждали священники, облаченные в одежды древних воинов, символизирующих победоносную римскую армию. Первого марта отмечались не только день Нового года, но и начало месяца, посвященного Марсу – богу войны. Празднуя это событие, священники, пританцовывая, шли по городу, размахивая щитами, освященными первосвященником. Эта церемония официально означала начало сезона военных действий. Щиты не вернутся в дом первосвященника до октября, когда военные действия обычно завершались.

Цезарь и его окружение шли за подпрыгивающими священниками, приветствуя толпу, которая присоединялась к процессии, идущей по улицам города к резиденции первосвященника, где его жена совершит жертвоприношение Юноне – богине всех счастливых начинаний. После этого народ начнет праздновать и отдыхать, поскольку считалось грехом работать в такие дни. Благоразумнее отложить все дела и праздновать вместе с большинством, чтобы не навлечь на себя беду, так как ослушников боги наказывали: вздумает человек посадить дерево, а в будущем его обязательно поразит молния и оно упадет на крышу его дома; решил он забить свинью – мясо непременно испортится и отравит его. Боги требовали к себе внимания во время праздничных церемоний, и, если кто не уделил его, пеняй на себя.

Ливия Версалия подала знак, и весталки вернулись в храм. Позади слышались звуки музыки и радостные крики толпы, покидающей площадь.

* * *

Рим только что отпраздновал Новый год, а впереди – иды, день пятнадцатого марта, середина месяца; затем отмечался праздник Анны Перенны, богини, знаменующей смену времен года, извечное возрождение природы; следом наступит праздник богини Минервы, покровительницы ремесел и искусств. Март, таким образом, самый обильный на празднества месяц, и обычно с наступлением апрельских праздников – богини зерна и весенних ритуалов – у римлян уже не было сил. Но ничто не останавливало граждан Рима от соблюдения этих дней, игнорирование богов могло привести к несчастью в будущем.

В следующий базарный день – он пришелся на время между первым марта и идами – Марк наблюдал за домом Сеяна, ожидая, когда уйдет Парис. Его не покидала тревога: интересно, как отреагирует оппозиция Цезаря на известие о том, что восемнадцатого марта он отправляется в Парфию с передовым отрядом. В связи с изменениями планов, Каска и верные ему когорты могут что-нибудь предпринять, но он не мог себе представить, что это случится. Популярность Цезаря так велика, что открытое выступление против него очень опасно, однако все может быть – они могут решиться на какие-то действий до его отбытия из Рима.

Он вздрогнул, увидев открывающуюся дверь в доме Сеяна, – на пороге появился врач в сопровождении раба. Подождав, пока он скрылся из виду, Марк направился по холму к саду Сеяна. При приближении к дому его сердце громко стучало, как это всегда происходило перед встречей с Юлией.

Как прекрасно выглядела она на зажигании огня в храме Весты. Во время этого ритуала для него, кроме Юлии, никого не существовало.

Им нужно бежать отсюда.

Марк, будучи практичным человеком, не станет оплакивать свою горькую судьбу и безвыходность создавшейся ситуации, а она такова, какова есть. Пусть все будет по Цезарю – «жребий брошен»: то, что совершилось, уже не изменишь. И ему нужно действовать в связи со сложившимися обстоятельствами, а не желать изменить их.

Юлия ждала его в комнате. Увидев ее, он не стал предаваться предварительным ласкам, а поднял ее на руки и понес в постель.

Марк нежно опустил ее и лег рядом, прижимая ее к себе. Юлия наблюдала, как он развязал накидку, обнажил ее до талии и стал сразу же страстно целовать и ласкать ее груди. Она вздохнула и закрыла глаза.

Не в силах ждать дольше, он поднялся, быстро скинул с себя одежду и почти мгновенно вернулся к ней, протягивающей руки ему навстречу.

Их движения, уверенные и целеустремленные, быстро привели к изнеможению и насыщению. Только тогда, лежа в его объятиях, Юлия вдруг вспомнила, что они пока не обмолвились ни единым словом.

– Марк, – нежно позвала она. Неяркий свет бросал тени на его лицо, подчеркивая высокие скулы. Черные волосы, отросшие со дня их первой встречи, опускались на лоб, густые ресницы отбрасывали тени на щеки, такие же темные, как и волосы. Он слегка улыбался, и белые зубы поблескивали на загорелом лице.

У Юлии перехватило дыхание, и она не смогла произнести ничего больше.

Она любила его так сильно.

– Что, Юлия? – спросил он.

Она чуть привстала, посмотрела в лицо.

– Необходимо придумать что-то другое: мне нельзя больше продолжать встречи с врачом.

– Почему?

– Ливия Версалия стала очень подозрительной, а кроме того… – она замолчала.

Марк внимательно смотрел на нее, слегка покрасневшую.

– Сегодня пришлось попросить Ларвию прекратить прием – Парис намеревался осмотреть меня более тщательно. Если продолжить встречи с ним, он обнаружит, что я уже больше не девственница.

Марк задумался. Она права.