Тысяча жизней. Ода кризису зрелого возраста - [104]
Глава пятьдесят четвертая
Как я стал французским сатириком
Взбалмошность моей творческой энергии нередко удивляла меня самого. Я как-то вдруг уперся рогом и выучил французский. Нанял первую попавшуюся учительницу с тяжелым квебекским прононсом и в течение года неотступно долбил этот язык. Потом нашел писателя-редактора в Париже, Джозефа Уакнина, который, как потом оказалось, был по происхождению марокканским евреем и даже прожил 10 лет в Израиле, где-то между семидесятыми и восьмидесятыми годами.
Я стал слать ему главы французского варианта Маськина, которого мне пришлось переименовать на французский лад в Lilli-Lapin, что звучит, в общем, мило и для русского уха – Лили-Лапа (лили – как у лилипута, а лапа – значит зайчик). Поскольку я запоем читал французскую прессу и свежевышедшие книги, которые я выписывал из Парижу, прямо как Хлестаков, только без кастрюльки, я стал переделывать «Маськина» на французский лад. Так хомяк Гамлет превратился в хомяка графа Монтекристо, и текст проникся духом французских специфических шуток:
«Pourquoi n’etes-vous pas tout vie? En France, les gens sont moins heureux que dans de nombreux pays africains. Non-sens? Helas, c scientifique. Quelle est la raison a cela? La difference principale, c des toilettes. Alors, si nous detruisons les toilettes a Paris, deviendrons-nous plus heureux?»
«Почему вы не так уж счастливы? – обращался я к парижанам. – Во Франции люди менее счастливы, чем в ряде африканских стран. Нонсенс? Увы, это научный факт. В чем же причина? Главное различие заключается в том, что в Африке многие не имеют туалетов. Итак, если мы разрушим туалеты в Париже, станем ли мы счастливее?»
Или вот еще пример:
«Savez-vous que la langue chinoise est peut-etre eme meilleure que le francais pour exprimer leme si vous demandez de la nourriture en Chinois, cela ssemble bien a des chuchotements erotiques:
Ecoutez le bruit que cela exprimeemissements qu excite-t-il? Bien, essayez encore, et vous y arriverez…"
«Знаете ли вы, что китайский язык, пожалуй, даже лучше французского для выражения любви? Даже если вы просите подаяния по-китайски, это напоминает эротический шепот.
"Во щян яао чы…" – вслушайтесь в этот звук: «я-а-а-а-о-о-о-о-о…» с мурлыкающим рычанием ленивой тигрицы. Это вас не возбуждает? Хорошо, попробуйте еще раз, и у вас получится…»
Я был так увлечен, что каждое утро бежал смотреть, не прислал ли Джосеф очередную отредактированную главу. Я словно получил возможность говорить, я обращался к Сартру и Ален Делону, сообщал французам подробный рецепт салата оливье, подтрунивал над испытаниями ядерного оружия на французском атоле и самозабвенно переводил шутки из русского «Маськина» на французский лад:
«Ne posez jamais votre doigt sur un aveugle parce qu'il est aveugle! Sinon il trouvera le moyen de vous rendre egalement aveugle…»
«Никогда не тычьте пальцем в слепого! Ибо он изыщет средство сделать и вас слепым…»
Разумеется, пришлось поменять имя. Французам нужно что-нибудь французское. Брюс превратился в Бернарда, а вот фамилия Kriger, если читать ее по правилам французского произношения, должна звучать «Крижэ», но Бог их знает, как французам вздумается читать ее на самом деле. Так я стал Бернардом Крижэ —un auteur satirique bien connu – хорошо известным сатирическим автором, как меня отрекламировал издатель в напрасной надежде привлечь наивного читателя…
По завершении работы над книгой, в которую тоже вошло тридцать глав, как и в английский вариант, началось самое скучное – попытки ее продвинуть. Заскорузлый французский книжный рынок кажется непробиваемым, и чисто символическая отсылка бесплатных экземпляров литературным обозревателям в парижской прессе и телевидении вряд ли что-нибудь даст.
Однако я упорный. Рано или поздно французам придется познакомиться с Маськиным, точнее, Лили-Лапа, без которого, безусловно, жизнь во Франции темна и неприемлема.
Глава пятьдесят пятая
Энергия испанского слова
В своей безумной попытке прожить тысячу жизней я просто не мог обойти испанский. Он стоял особняком и помахивал пикой Дон Кихота. Санчо Панса вечно чего-то жевал, не слезая со своего гужевого средства передвижения. С Дон Кихотом я познакомился рано. Его черная чугунная статуэтка стояла на нашем пианино, и я с раннего детства играл с этим худощавым идальго, глядящим в свою распахнутую чугунную книжку.
После французского занятия испанским не казались чем-то сложным. Многие слова в этих языках похожи. Учительница испанского, Вероника Макнэйми, которую я нашел в нашем городке, была родом из Сальвадора, при том, что ее отец, канадец, в молодости отправился в археологическую экспедицию в Боливию, где и познакомился с будущей мамой моей учительницы. Она была, разумеется, оперной певицей, он был, ясное дело, чертовски молод, так они и поженились. Потом дела привели их в Сальвадор, где и родилась моя учительница, между прочим несущая в своих жилах и индейскую кровь по материнской линии. Поэтому я всегда поражаюсь, глядя на нее, насколько ее профиль напоминает лица, изображенные на барельефах древних инков и ацтеков.
Эта книга включает в себя произведения разных жанров: рассказы (историко-философские, биографические, хулиганские, юмористические), сказки, эссе, очерки, пьесы. В нас практически никто не видит ЧЕЛОВЕКА. В нас видят женщин и мужчин, негров и евреев, писателей и террористов... Мы сами не видим человека в человеке, и это не только потому, что мы слепы, а потому, что в нем подчас его и нет... Поищите в себе ЧЕЛОВЕКА, и если он не найдется, то давайте планомерно начнем растить и лелеять его в себе, ибо Господь создал нас не для того, чтобы всё, что мы производим своим гибким и подчас столь удивительно стройным умом, было только образами деления на пол, расы и прочие касты...» Автор считает, что корни наших неврозов – в мелочных обидах, природной лени, неизбывном одиночестве, отсутствии любви, навязчивом желании кого-нибудь огреть по затылку, и рассказывает обо всем в своей «Песочнице» с неизменным юмором и доброй улыбкой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Мы не знаем, существует ли в действительности основной закон космологии, однако мы можем с уверенностью заявить, что, следуя выражению МсСrea, существует «принцип неопределенности в космологии» («Uncertainty principle in cosmology»). Таким образом, Космос обрамляют два принципа неопределенности: один на маленькой шкале квантовой механики, другой на большой шкале космологии. Научные исследования могут многое рассказать нам о Вселенной, но не о ее природе и даже не о ее основных геометрических и физических характеристиках.
«… Почему из кленового сиропа не гонят самогон? В самом деле... Из всего гонят. Из топора – гонят, из старых спортивных штанов – гонят, из веника – гонят, из лыж и даже из старых журнальных обложек... (Нуждающиеся в подобных рецептах пишите до востребования сыну турецкого верноподданного Остапу Ибрагимовичу). А вот из кленового сиропа – не гонят. Вроде бы всего в нем много, более того, на вкус такое пойло было бы вполне самобытным и маскировало бы откровенную дегустацию сивушных паров. Почему такая несправедливость?Я долго стеснялся спросить соседей, проживающих со мной бок о бок в канадской глубинке.
Мы часто совершаем необдуманные поступки, цена которых со временем становится непомерной, разъедающей нестойкие основы наших сердец. И кто знает, действительно ли мы виноваты, или это некий Божий промысел диктует нам свою волю, дабы мы прошли многократно повторяющиеся испытания? Испытания смертью, несчастной любовью, предательством... «Альфа и Омега» – роман о безусловной любви, единственной форме любви, которая, по совести говоря, может именоваться любовью. Любви не за что-то и не вопреки чему-то. Любви, поставленной во главу угла, ставшей стержнем жизни, началом и концом, альфой и омегой...
«Если в самом начале плаванья корабль взял неверный курс, то, как ни крепок его корпус, как ни велики запасы провианта и как ни дружна команда, – он обречен затеряться в безбрежных водах мирового океана. Если же курс был проложен правильно, то – даже дурно построенный, даже с минимумом провизии на борту и с подвыпившей командой, – корабль наверняка дойдет до цели своего путешествия.»Борис Кригер – член Союза писателей Москвы, канадской ассоциации философов и футурологического общества «Будущее мира».
«Жизнь продолжает свое течение, с тобой или без тебя» — слова битловской песни являются скрытым эпиграфом к этой книге. Жизнь волшебна во всех своих проявлениях, и жанр магического реализма подчеркивает это. «Револьвер для Сержанта Пеппера» — роман как раз в таком жанре, следующий традициям Маркеса и Павича. Комедия попойки в «перестроечных» декорациях перетекает в драму о путешествии души по закоулкам сумеречного сознания. Легкий и точный язык романа и выверенная концептуальная композиция уводят читателя в фантасмагорию, основой для которой служит атмосфера разбитных девяностых, а мелодии «ливерпульской четверки» становятся сказочными декорациями. (Из неофициальной аннотации к книге) «Револьвер для Сержанта Пеппера — попытка «художественной деконструкции» (вернее даже — «освоения») мифа о Beatles и длящегося по сей день феномена «битломании».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.
Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.