Тысяча огней - [31]

Вечером, когда бледный серп луны с трудом прорезал черные тени вокруг, к нам в лагерь пожаловал Ибн Саукал вместе с двумя своими лучшими охотниками. Они уселись в кругу света, отбрасываемого ацетиленовой лампой, и молча уставились на нас, ожидая, пока мы кончим свои разговоры. Затем с помощью переводчика, множества выразительных жестов, долгих пауз и удивленных восклицаний завязалась беседа об охоте на букра. Ибн Саукалу не терпится рассказать нам об охоте в давние времена. Он говорит, что раньше туареги аджер охотились на антилоп, растянув сети между самыми быстрыми верблюдами. Охотники находили следы антилоп, и начиналось упорное преследование. Хотя верблюды и не могли состязаться в скорости с антилопами, они были куда выносливее. Нам охота на джипах показалась очень долгой, а ведь она длилась всего несколько часов. Между тем охота на верблюдах нередко продолжалась четыре и пять дней. В этом и заключалась разница между нашей вылазкой в Хаммада Эль-Хамра и охотой былых времен. После каждого дня охоты туареги и верб-люды-мехари ложились на землю отдыхать. Неподалеку от них на этой же голой, без всякого укрытия земле отдыхали и преследуемые антилопы. Ночь приносила желанную передышку одним и другим. Наутро охота возобновлялась. Но если туареги, имея припасы и воду, могли бороться с усталостью и продолжать преследование, антилопы не успевали ни пощипать ветки кустарника, ни напиться. Они все больше слабели, постепенно их бег становился все медленнее и медленнее, пока они окончательно не выбивались из сил. Тогда все стадо в изнеможении опускалось на землю, признав свое поражение. Уставшие животные становились легкой добычей преследователей, которые накрывали антилоп сетями.

— Но почему же охотники не метали в них копья? — спросил я у Ибн Саукала.

— Потому что туареги аджер убивали только старых букра, бесполезных для стада. Молодых самцов и самок отпускали на свободу, чтобы стадо могло вновь расплодиться. Пойманных самок, если это удавалось, доили. Так что единственной охотничьей добычей туарегов было мясо старых антилоп да несколько кувшинов молока.

Кончалась охота, и люди и животные уходили каждый своим путем. Пустыня велика, и прежде в ней было место для всех.

Песни любви и рассказы о смелых набегах

А теперь перенесемся на время в Нигер. Мы достигли крайней южной точки Сахары на границе с Экваториальной Африкой.

— Остерегайтесь кель-азбен, черных туарегов! — предупреждали нас европейцы в Зиндере и Агадесе.

— Будьте осторожны! Кель-азбен совсем не похожи на кель-аджер, своих белых соплеменников. Они вспыльчивы, подозрительны, свирепы и воинственны и часто прибегают к насилию.

Нам предстояло углубиться в районы, где живут «синие люди», которых местные европейцы рисовали в столь мрачных красках.

— Вряд ли вам удастся установить с ними дружеские контакты и снять документальный фильм. Эти черные туареги очень недоверчивы, — беспрестанно повторяли они.

Между тем ни одно другое племя не встретило нас более радушно и дружелюбно, чем племя кель-азбен, живущее в Верхнем Нигере. А самые хорошие и приятные воспоминания из всех путешествий по Сахаре сохранились у меня об аменокале черных туарегов — старом Мусе.

Что нужно знатному человеку?

Белый верблюд!

Красное седло!

Красивая девушка

И звучная песня любви.

Этот стих-песню Муса произносит медленно, протяжно: он беспокоится, сможет ли переводчик точно передать значение каждого слова.

Муса тоже принадлежит к знати, и ему очень нравится это стихотворение. Он убежден, что оно поможет чужеземцам лучше понять жизнь и обычаи его племени. Муса — вождь большого племени, которое беспрестанно кочует по крайнему югу Сахары, между Зиндером и Агадесом. Для нас он и черные туареги не просто еще одно племя, где вождя можно сразу узнать по одежде и гордой осанке, а все остальные кочевники как бы составляют одну безликую массу. Из всех встреч с «синими людьми» самое глубокое впечатление оставили у меня Муса и люди его племени. Это было как бы недостающее звено в цепи не поверхностного, а глубокого ознакомления с жизнью племени туарегов, тем более интересного, что скоро от их самобытности не останется и следа.

Впервые с черными туарегами мы встретились в нигерийском сахеле, этой предпустынной степной зоне.

Племя аменокала Мусы разбило свой лагерь на вершине самого высокого холма в гористом районе Того. В эти труднодоступные места мы приехали, чтобы снять документальный фильм о кочевниках. Состав нашей группы был иным, чем во времена путешествий по северной Сахаре, но в нашей съемочной группе царил тот же дух поиска, стремление запечатлеть новое и неописанное.

Увидев неподалеку палатки, мы не раздумывая стали взбираться по песчаному холму.

Нас встретил юноша с виду наверняка туарег, но его голову и лицо не покрывал традиционный лисам. Впоследствии мы узнали, что лисам он не носит, потому что ему всего десять лет. Между тем по телосложению и росту ему смело можно было бы дать все пятнадцать. Он подошел к нам и вежливо поздоровался. Мы столь же дружелюбно ответили на его приветствия; тогда он поклонился и сел на землю, поджав под. себя ноги. Мы тоже уселись на землю и завели неторопливый разговор. Юный туарег тут же с гордостью сообщил нам, что он учил французский язык в школе и даже умеет читать. Он младший брат вождя племени. Сам вождь вместе с двумя помощниками погнал стадо коз на водопой. Каждый туарег племени кель-азбен владеет небольшим стадом, которое пасет слуга-негр.