Тысяча и одна минута. Том 1 - [5]

 надобно. Воеводе пришло на мысль испытать солдата, дать ему задачу трудную, поставить в тупик, что бы он ответил: не могим знать! Подшел Воевода к часовому, спрашивает:

«А что, служба, знаешь ли неприятельский язык?»

– Знаю, отец-командир.

«А ну-ко, скажи-ко, какой же он?»

– Такой же красной, как у собаки! – отвечал солдат.

Воевода так и покатился со смеху. Солдат ловко соврал, да и дельно сказал: гдежь ему, солдату, всякой язык-говор понять; он только тот и знает, что во рту торчит.

Так и все поступали, делали, а кто новичек попадется, сейчас школили как и что отвечать, когда Воевода вопрос задаст.

Попался один новобранец-служивый, дурак не дурак, а так, взбалмашной; что его ни спросят, он, не подумавши, бухнет словягу совсем не-в-попад. Страх взял его командира: попадется, думает, этот новобранец Воеводе, спросит тот что-нибудь, не скажет он ему ни скоро ни толковито, достанется и мне на орехи, зачем дурака в службу взял!.. И точно: велят к смотру готовиться, слышно едет Воевода полк осматривать. Старые солдаты туда-сюда, уж попривыкли, смекают как где ответ держать, если Воевода что спросить вздумает; а Командир бьется с новобранцем, учит его, муштрует и какой вопрос ни задаст, тот ему одно, или не знаю, или не ведаю!.. Придумал Командир ответы сам. «Смотри, говорит, думаю Воевода больше тебя не спросит, как только: – сколько тебе от роду лет, долго ли служишь и знаешь ли службу; – хоть на это хорошенько ответь. Примерно спросит он: сколько тебе от роду лет? отвечай: тридцать; давно ли в службе? говори: десять; спросит – службу знаешь? скажи: отчасти.» Толковал, толковал Командир новобранцу эти ответы, насилу тот затвердил, их попорядку на память, как сорока: тридцать, десять, отчасти; выучил их…

Вот приехал Воевода, начал полк осматривать; спросит того, другого – все скажут, как отрежут; подошел к новобранцу, видит рослый красивый парень, захотелось ему и его спросить; посмотрел ему в глаза, спрашивает: «кто ты такой?» Мялся, мялся наш новобранец, думает, что ни один из затверженых ответов к такому вопросу приладить нельзя, он придумал свой и сказал: солдат!

«Это я вижу!» прибавил смеясь Воевода, – «а давно ли ты в службе?»

– Тридцать.

«Вот!.. А много ли тебе от роду?»

– Десять.

Воевода уставился на него и спросил серьезно: «Да ты дурак что ли?»

– Отчасти! – отвечал новобранец, и сделал от Воеводы направо-кругом, думая что сказал все, как надобно.

Не знаю сказал ли спасибо Воевода Командиру, который новобранца так хорошо выучил.

«Так вот, други, прибавил боярин, не надо ни на кого пенять, кто затеет прежде подумать, а потом сказать; дума кума, не лишит ума, а сбухты-барахты дельно не скажешь!»

И с этим боярином половина народу согласилась, а половина противуречила. Люди таковы исстари, под один лад их не выстроишь, что одному нравится, то другому хоть на улицу брось!

Пока так бояре толковали, да калякали, глядь, а солнышко уж прямо над маку шеи; голова вспотела, ноги отдыху захотели, а брюхо щей просит. Поплелись бояре по домам поесть, понять, да подождать чему следует быть. Пришли домой; а жены их уж ждут у ворот, что галчата матери, разинувши рот: – что-де такое у Царя подеялось, зачем он мужьев созывал?.. А как разузнали, что дело о свадьбах шло, так и заголосили, и завопили мои бабы… «Да что же это? Да к чему это?.. Да мужское ли дело о свадьбах судить и рядить? Да на что же бабы и родятся, как не свадьбы сводить?.. Вот, кричат, будет толк, как мущины свахами станут, наделают дела не мало, пожалуй и женатых переженят сначала!..»

А одна баба не вытерпела, таки привязалась к этому слову… Да вот, говорит, раз что и случилось:

Былая правда о том, как один муж у своей жены дружкой был

Жил в нашем городе человек Агап; всем он был парень как парень, да одним слаб: любил он пиры да банкеты, хоть уж ему бы и не под-леты, годов ему было около сорока, а где бы ни подошла рука, пир знакомый или чужой, он идет как на свой. Но как знакомых-то пиров было не много, а на чужих-то нередко поворачивали носом к порогу; то он и ухитрялся всегда как-нибудь втереться: коли поминки, он кутьи несет, коли родины – каши припасет, а уже все как-нибудь добьется, что его посадят и на последнюю давку, да все таки придется поесть сладко, хоть последнему чарку поднесут, а все таки мимо не обнесут! А пристрастился он к свадьбам всего больше, оно и пир-то веселей да и идет-то дольше, и, напоследях так привык, что как-то раз месяцев шесть свадеб не было, так он женился сам, чтобы хоть у себя попировать.

Вот – и женившись не оставил своей привычки по свадьбам ходить: а как хорошенько понаторел, как разузнал, как и где на свадьбе какой порядок ведется, то попал в такую знать, что все сами начали его в дружки звать.

Опостылил он за это всем деревенским бабам: без него, бывало, ни какая сваха и свадьбы не затевай, глядишь отобьет, и жениха с невестой сведет, и свадьбу смастерит, и. тут же сам дружкой сидит, Озлились на него бабы, совсем хлеб отбил разбойник! – Ну, мужское ли это дело, – все только плевали да ахали, как он бывало концы сведет! И проворен же был, пострел!.. Сватьбу ему бывало свертеть, как в иглу нитку продеть!..