Царевич Иван развернул свой хлеб и показывает… вот так хлеб!.. рыхол, что пышка, бел что снег, а как он еще при этом тепленькой был, то от него такой лакомой пар идет, что так этого хлебца откусить и хочется!..
«Ну, брат, сын, царевич Иван», молвил Тафута царь, «скажи спасибо жене своей, потешила!.. Хоть плотно я давича закусил, а этаким хлебом пойду еще позавтракаю!. Теперь пока кончено, дети; видел я уменье жен ваших, ступайте домой; завтра я еще вам одно объявлю, уж это будет последнее…»
Царевич Мартын и царевич Мирон, пришедши домой, хотели было загнуть женам по слову недоброму, да раздумали: «батюшка-де сказал, что наши жены через чур хитры, так как бы еще против нас, в отместку, чего не слукавили!..» – А сказали только царевичи, что жена царевича Ивана опять над ними верьха взяла, что царю Тафуте опять её изделье больше понравилось.
А царевич Иван, пришедши домой, инда прыгает от радости, и готов он чуть не расцеловать лягушку – невесту свою… рассказавши царевич Иван про все, что происходило у Тафуты царя, и что он братьям его сказал, спрашивает:
«Как это ты все так отлично сделать смогла, будучи лягушкою?.. Ведь тут и человеку нужно ума да разума… ведь этого не смастеришь кое-как, на живую пятку!.. Как ты порешила такие задачи мудреные?..»
– Как я это сделала будучи лягушкою, я тебе после скажу, а как и простыми людьми решались задачи мудреные, на это побаску скажу; буде в у году, то выслушай:
О том, как мужичек Вакул барина надул: как он делил одного гуся по почету и пять гусей поровну
Похвастался мужичек Вакул, на пиру подхмельком; кто говорит, что он это сдуру, а кто, что сумыслу. – «Еслиб, – сказал, – боярин поставил меня старостой, то я всему другой толк бы дал, то я никого бы не обнес не оделял, лишнего бы ни с кого не взял и ненужного бы никому не дал; умел бы делить кому по почету, кому по ровну!»
Донесли эти речи боярину; он говорит: – позвать мужика!
Пришел сермяжник, кланяется. «Что прикажешь, боярин милостивый?»
– Ну-ко, молодец-хваленый делец ты вишь в дележе всякому угодить горазд, вот тебе, для-ради примера, гусь жареной; раздели-ко его по почету между семьи моей! буде сможешь, быть тебе старостой, а не угораздишься, будет тебе, за похвальбу некошную, поученьице тошное… ну-т-ко дели!
Мужичек, перекрестясь, засучил рукава и давай делить.
«Вот ты, батюшка-боярин, как голова в дому, вот тебе головка гусиная; ты, матушка-боярыня, ближе всех к голове, вот тебе шейка, без неё ведь никакая голова не удержится; вы, два сынка нашего боярина, побежите вы в сторону далекую разных див смотреть и службу исправлять, как и батюшка-кормилец ваш, так, что бы скорей туда дойти да вернуться назад вот вам по ножке-бегунье – и стоять, и ходить; вы, матушки-боярышни… придет вам время-пора, что голубушки белые вспорхнете, полетите из дома родительского, так, что бы легок нескучен полет ваш был на гнездушки теплые, вот вам по крылушку!.. Разделил я вам гуся, а мне и нет ничего?.. Видно я мужик глуп, возьму же весь хлуп!»
Взял гуся под мышку мужичек, раскланялся да и вон пошел.
Боярин, боярыня и дети боярские так и покатываются со смеху… – Смышлен-де мужик, даром простак, кафтан-то у него сер, а ум-то видно не лукавый съел!..
«Постойте-ж, говорит боярин, задам я ему еще задачу одну, буде и эту порешит, то быть ему старостой: тогда уж видно будет, что он плут продувной и зародился на это!»
Велел опять мужика позвать.
«Ловко, говорит, ты по почету делил, сделай же теперь еще дележ, вот видишь: тут теперь пять гусей жареных, а нас с женой да с детьми шестеро, так раздели-ко ты этих гусей всем поровну… только ни одного гуся не рушь, а давай по целому!..»
– Благоволи же, кормилец-боярин, мне при этом и себя не обчесть, не для того, что бы мне, мужику-дураку, сметь стать в уровень с вашей милостью, а только ради того, кормилец ты мой, что бы мне дурню сошлось что-нибудь за хлопоты.
«Ладно, ладно, молвил боярин смеясь, ну пожалуй, будь ты седьмым, дели же всем семерым поровну пяток гусей!»
Мужичек, благословясь большим крестом двумя пальцами, опять принялся за дележ…
– Ты боярин один, да твоя боярыня с тобой, да вот гусь между вас, вот и трое вас!.. Вы молодые бояра двое сидите рядышком, вот вам гуся, и вас трое теперь; вам матушки-боярышни гуська положу и вас трое теперь надо считать, если с гуся начать!.. Остался я один, да вот у меня два гуся по сторонам, вот и я втроем!.. Теперь сами рассудите, если скажут: по тройке, значит поровну.
«Ах, пусто его!» инда вскрикнул боярин со смеха надседаючись. «Ну уж хват-молодец, пес его возьми! Отдать ему этих трех гусей да поставить его в старосты!»
Вот так-то мужичек-неротозей заслужил, своею смышленостью, титло почетное – старосты деревенского.
Так сам теперь посуди, – лягушка примолвила, – когда мужичек простой нашелся как из таких хитростей вывернуться, как же мне этого сделать не суметь, когда я готовлюсь быть царевною?..
Иван царевич вздохнул легохонько, вспомнив, думая, что его жена, по уму-разуму, всем бы годная, да, но роду-племени, лягушка болотная.
Но утру раным-рано ездят глашатые, трубачи усатые, сзывать бояр на пир к царю, что угодно-де ему своим хлебом солью попотчивать, своею лаской почествовать!.. А к царевичам скороход побег известить, что и они должны на пир идтить, да не одни, а с женами, что-де хочет их царь сам видеть да и другим показать!
