Тяжело в ученье, нелегко в бою. Записки арабиста - [9]

«Это, б…, что?» – задал он вопрос, наверно, самому себе.

Потом повернулся и пошел вдаль. Смотр на этом закончился. Говорят, что наш генерал хотел проинспектировать еще и арабов, но его, к счастью, отговорили.

В Центре обучались египетская бригада и сирийский дивизион ПВО. Сирийский и египетский народы, мягко говоря, между собой не всегда дружат. Об этом, например, тактично упоминает в своей книге «Арабы» Ольга Бибикова. Это не помешало им скинуться в 1958 году на Объединенную Арабскую Республику (ОАР), прожившую до 1961 года. От ОАР у меня сохранились лишь почтовые марки. С институтских времен помню текст (его было приказано заучивать наизусть): «Арабское единство – есть истинная реальность». В Марах, когда сирийцы узнали, что они случайно вымыли после обеда тарелки за египтянами, то заставили их, египтян, перемывать всю посуду.

Вскоре выяснилось, что приехал я в Мары зря. Переводчиков, работавших с техникой, было в избытке, и меня некуда было пристроить.

Гражданские переводчики маялись с технической терминологией, которой их никогда не учили, и выкручивались как могли. Бывало так: арабский гость брал в руку деталь, произносил ее название, а несчастный переводчик заучивал новое словечко.

Легче было курсантам Военного института иностранных языков (ВИИЯ). Их техническому переводу худо-бедно учили. Они смотрели на гражданских с оттенком снисходительности, элегантно носили курсантскую форму и, пользуясь современным сленгом, тусовались отдельно.

Короче, за ненужностью по части технического перевода, попал я на спецкурс «Советский Союз», где не было никаких терминов, зато требовалось рассказывать о Советском Союзе, доказывая его преимущество перед всеми прочими, а заодно ежеутренне выступать с правильной политинформацией.

Делать это для своих – раз плюнуть. Но вещать арабам на арабском языке… Да еще отвечать на их вопросы… Лучше уж про рычаги, выключатели и гайки.

Итак, курс «Советский Союз». Первые десять минут арабскому контингенту интересно, причем не сам курс, а то, как щебечет переводчик. По выражению их лиц видно, что переводчик переводит «смешно», но это и хорошо, потому что хоть таким образом держит внимание аудитории.

Лекции по этому циклу были просты, но специфика аудитории никак не учитывалась. Читал их старший пропагандист полка старший лейтенант Б-ц, которому никто не объяснил разницу между советским и арабским сержантом. К тому же лектор не всегда аккуратно слушал программу «Вести» и мог произнести совсем уж непонятое.

Однажды он поведал о визите Председателя Президиума Верховного Совета Союза ССР Николая Викторовича Подгорного в Рюрию. Это сообщение переводил коллега из Ленинграда.

– Куда? – переспросил он.

– В Рюрию, – повторил лектор.

Переводчик перевел. Но червь сомнения в душе остался, и вечером он обратился с вопросом к коллегам. Самого сообразительного из нас внезапно осенило: может, речь шла о Социалистической Федеративной Республике Югославии, аббревиатура которой СФРЮ действительно звучит, почти как была «Рюрия».

Мне как-то досталось переводить рассказ о субботниках, в том числе о первом коммунистическом субботнике, в ходе которого, – дело было в 1918 году, – железнодорожники отремонтировали паровоз. Арабских военнослужащих этот момент нашей отечественной истории не взволновал. Их зацепило иное: субботник переводится как день субботы, а суббота у мусульман – день отдыха (а также вероломства и обмана), поэтому наш родной субботник ассоциировался в арабских головах с шабашем.

Толковать про субботний паровоз было очень непросто. Арабских слов не хватало. Нахлынул комплекс неполноценности, я напялил шапку и ушел, правильнее сказать, сбежал из класса.

Еще позорнее было только один раз, когда я сопровождал арабскую роту в столовую и не знал, как скомандовать «направо», «налево», «кругом», и они трижды промаршировали вокруг расположенного напротив столовой палисадника. Выручил курсант, который, налюбовавшись моими страданиями, отдал правильный приказ.

В этой столовой, уже с нашими солдатами, имел место случай, свидетельствующий, что не все в Советской армии шло по уставу. Обед. Заходит в столовую дежурный по части, молодой лейтенант. Откуда-то раздается голос: «…общественное порицание дежурному по части», и все хором: «У… сука». Видать, крепко обидел он рядовых сослуживцев.

Иногда демонстрировали короткие пропагандистские фильмы, которые вызывали у зрителей непредсказуемую реакцию. Показали фильм про Вьетнам, в котором его северная, социалистическая часть сравнивалась с южной, капиталистической. Социалистический север шел в цветном варианте, юг – в черно-белом. На севере по пустынным улицам прогуливались разодетые в национальные одежды хорошенькие вьетнамочки. Было скучно. На черно-белом юге шла бурная жизнь с ресторанами, буржуазными танцами и прочими гадостями. Не лишенные юмора арабы спрашивали – так где лучше? В Южном Вьетнаме жизнь веселее.

Как-то раз попытались распространять среди спецконтингента труды Ленина на арабском языке. Не ведали в политотделе, что компартия в Египте запрещена, да и коммунизм – бранное слово, тождественное атеизму. Нечто подобное делалось в Алжире. Там в руки к солдатам «случайно» попал «арабский Маркс». Случился скандал, классика изъяли, и больше его никто не видел.