Тяжело в ученье, нелегко в бою. Записки арабиста - [10]
Да и в Марах местные пропагандисты были жестко раскритикованы прибывшим из штаба ТуркВО умным, интеллигентным полковником (жаль, не записал его фамилии), который пытался объяснить, что отечественные методы партийно-политической работы для арабских бойцов не годятся. Советско-арабской дружбе марксизм-ленинизм только мешал. Советская, впрочем, как и нынешняя российская, пропаганда утонченностью не отличалась.
Вот так и жили, вот так и переводили.
В один прекрасный день начальство решило, что переводчики слишком пассивны по части общественной жизни. И то правда, ленивы мы были. К тому же еще и посмели возмущаться непритязательным образом гарнизонной жизни.
И было отчего. Взять хотя бы, где и как нас кормили. Потчевали переводчиков не в столовой, где кормили арабский контингент, а в сапожной мастерской, и, как сказывали знающие люди, тем, что недоедали арабы. «Мебель» в сапожной описывать не буду – сами догадайтесь. Переводчики это терпели, не обращали внимания, полагая, что так и положено.
Но однажды один вольнодумец, поднявшись от того, что считалось столом, вдруг объяснил присутствующим, как к нам относятся. И мы внезапно сообразили, что за людей нас не считают.
Тут началось. Помните (кто постарше) фильм «Броненосец Потемкин»? Точь-в-точь как в истории с червивым с мясом. В 1990-е, когда появилась «историческая правда», стали писать, что никакой тухлятины на броненосце и в помине не было, просто революционным морячкам надоела дисциплина, но тогда в Марах, в 1972-м, запашок действительно шел.
Короче, разразился бунт. Понятно, к чему мог привести бунт в Советской армии. Но озлобленным переводчикам ничего не было страшно. Прорвало и автора этих строк, который забрался на пустую бочку и произнес короткую, бестолковую речь.
Далее все в распахнутых шинелях, расхристанные, отправились длинною толпой в гостиницу, выкрикивая разные нехорошие слова в адрес начальства. Мимо прокатился газик с комендантом гарнизона, которого все должны были бояться. Но он проскочил мимо и скрылся. Комендант сообразил – с повстанцами лучше не связываться. Бунтовщики были абсолютно трезвы, и, похоже, это еще больше смущало местное командование. Существуй тогда запрещенное к упоминанию «Исламское государство», нас бы живо обвинили в терроризме – и… конец. К счастью, его тогда еще не изобрели.
Вечером в казарме состоялось всенародное обсуждение эпизода. Никто ни о чем не жалел, никто не боялся последствий.
Последствия же начались уже на следующий день. Из Ташкента прилетел начпрод ТуркВО, седой благообразный полковник с армянской фамилией, нас перевели в офицерскую столовую с официантками, и ташкентский визитер подходил к каждому столу и по-отечески спрашивал: «Ну, сынки, вкусно?» Нам повезло куда больше, чем морякам с «Потемкина».
Через несколько дней произошло совсем уж забавное. На построении к нам обратился зам по тылу части майор Присяжнюк. Он сказал, что напрасно мы жаловались. А потом неожиданно добавил: «Вот в Освенциме действительно плохо кормили, помню». Так ли он сказал или нам послышалось, утверждать не стану. Пришлось ли ему находиться в Освенциме, тоже не знаю. Но вскоре бедолагу уволили из части и, говорят, вообще из армии.
В такой непростой политической обстановке перед переводчиками была поставлена задача сделать стенгазету. Большого восторга это не вызвало, но, кажется, Згерский предложил назвать газету «Мутарджим» (что означает переводчик), всем понравилось, и дело пошло. Кто-то написал стихи, кто-то нарисовал иллюстрацию – толпа солдат, а где-то в глубине толпы торчащая женская нога на шпильке. Главным материалом была передовица, написанная без единого глагола. Заканчивалась она словами «ибо это наше общее дело». Однако газетка прошла «цензуру» – наверно, никто из начальства не удосужился ее прочесть. Была только одна просьба изменить название, что главный редактор немедленно сделал. Газету назвали «Дружба», и эта большая белая бумага провисела на стене в коридоре два месяца. Потом она пропала. Сказать правду, это я содрал ее со стены в день отъезда как бесценный сувенир. Позже я подарил «Дружбу» марыйскому сослуживцу, и она бесследно исчезла, растаявши в бездне арабистики.
Кстати, о дружбе. Без кавычек. Переводчики жили мирно. Но не без обособления по национальной идентичности. Азербайджанцы тусовались отдельно, таджики – отдельно, узбеки тоже отдельно. Русской тусовки не было, но так уж получилось, что ленинградцы сблизились с узбеками, москвичи – с таджиками. Национальных пристрастий в таком раскладе не было. Просто моя койка, после того как удалось перебраться на нижний ярус, оказалась бок о бок с лежанкой неформального лидера таджикской мини-общины Нуреддина Курбанова. Он и его соплеменники пили чай из пиалушек. Как-то на чаепитие пригласили и меня. Чай был пропитан водкой или водка чаем. И то и другое мне пришлось по вкусу. Такова специфика советского, а позже и постсоветского ислама.
В начале 1990 года в Москве проходила конференция Партии Исламского Возрождения Таджикистана (ПИВТ). Я болел, но меня уговорили выступить, обещав отвезти и привезти обратно на машине. Я поставил условие: чтобы после мероприятия дали спиртного – что было необходимо по состоянию здоровья и из-за высокой температуры.
Книга путевых очерков историка-арабиста представляет собой рассказ о пребывании автора в столице Египта Каире, алжирском провинциальном центре Батне и втором по значению городе Ливии — Бенгази. Книга дает представление о жизни и обычаях населения этих городов, их традициях, истории, архитектурном облике.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
Можно сказать, что это история одной компании, а можно – что история целого поколения. Можно сказать, что это поколение выросло в эпоху первой оттепели, а можно – что оно сложилось в эпоху первого КВН, того самого, который вместе с оттепелью был прикрыт в 1970-м. Как это было, какие житейские пересечения объединили автора книги с Юлием и Михаилом Гусманами, Александром Масляковым и Маратом Гюльбекяном, Ириной Родниной и Юрием Овчинниковым, Еленой Прокловой и Андреем Наличем, Андреем Вознесенским и Андреем Макаревичем – об этом честный рассказ участника всех событий.
Александр Сладков – самый опытный и известный российский военный корреспондент. У него своя еженедельная программа на ТВ, из горячих точек не вылезает. На улице или в метро узнают его редко, несмотря на весьма характерную внешность – ведь в кадре он почти всегда в каске и бронежилете, а форма обезличивает. Но вот по интонации Сладкова узнать легко – он ведет репортаж профессионально (и как офицер, и как журналист), без пафоса, истерики и надрыва честно описывает и комментирует то, что видит. Видел военкор Сладков, к сожалению, много.
Понятие «тайна исповеди» к этой «Исповеди...» совсем уж неприменимо. Если какая-то тайна и есть, то всего одна – как Ольге Мариничевой хватило душевных сил на такую невероятную книгу. Ведь даже здоровому человеку... Стоп: а кто, собственно, определяет границы нашего здоровья или нездоровья? Да, автор сама именует себя сумасшедшей, но, задумываясь над ее рассказом о жизни в «психушке» и за ее стенами, понимаешь, что нет ничего нормальней человеческой доброты, тепла, понимания и участия. «"А все ли здоровы, – спрашивает нас автор, – из тех, кто не стоит на учете?" Можно ли назвать здоровым чувство предельного эгоизма, равнодушия, цинизма? То-то и оно...» (Инна Руденко).
Название этой книги требует разъяснения. Нет, не имя Гитлера — оно, к сожалению, опять на слуху. А вот что такое директория, уже не всякий вспомнит. Это наследие DOS, дисковой операционной системы, так в ней именовали папку для хранения файлов. Вот тогда, на заре компьютерной эры, писатель Елена Съянова и начала заполнять материалами свою «Гитлер_директорию». В числе немногих исследователей-историков ее допустили к работе с документами трофейного архива немецкого генерального штаба. А поскольку она кроме немецкого владеет еще и английским, французским, испанским и итальянским, директория быстро наполнялась уникальными материалами.