Ты знаешь, что хочешь этого - [59]

Дэвид, пытаясь исправить свою ошибку, говорит:

– Но как быть с самим зудом? У вас что-нибудь от этого есть? Потому что, если нет, возможно, следует посоветоваться с дерматологом.

Он поворачивается к Лоре:

– Как думаешь?

Но у Лоры замученный вид, она больше не готова сражаться. Ее израненное лицо тускло и безжизненно от боли. Она говорит:

– Если вы думаете, что лекарства для настроения помогут, я хочу попробовать. Я попробую все, что скажете.

Врач выписывает рецепт, и Дэвид в изумлении выходит за Лорой из кабинета. Его переполняет чувство вины. Он говорит:

– Лапа, подождешь меня здесь? – и бежит обратно в смотровую, где доктор Лэнсинг заканчивает заметки.

– Дэвид?

– Простите, я просто… Послушайте. У меня такое чувство, что я создал у вас неверное впечатление. Лора не сошла с ума. Она в последнее время в стрессе, это правда, но на это есть причины – работа, переезд. Наверное, я не лучшим образом ее поддерживал. И я думаю… я думаю, что, если она говорит, что у нее на самом деле чешется, мы должны ей доверять. Вот и все, что я хотел сказать. И только.

Доктор Лэнсинг проводит ладонью по морщинистому лбу.

– Я понимаю вашу тревогу, – говорит он. – Правда. Но позвольте, я вас кое о чем спрошу.

Он берет со стола Лорин пакетик и протягивает его Дэвиду.

– Что вы об этом думаете?

Дэвид смотрит на мятый пакетик.

– Это… то, что она нашла. Где у нее чесалось.

– Но как вы думаете, что именно тут лежит?

– Наверное, яйца? Или личинки? Слишком мелкое, чтобы разглядеть. Но поэтому она и пришла на осмотр!

– Слишком мелкое, чтобы разглядеть, – эхом отзывается врач. – Но не для Лоры. Лора думает, что она что-то видит. Вы не уверены, но Лора думает, что знает.

Дэвид молчит. Он знает, к чему ведет врач, и не хочет с ним туда идти. Доктор Лэнсинг продолжает:

– Это не просто стресс. Но это и не паразиты. Это классический пример того, что называется синдромом спичечного коробка. Восходит к тем временам, когда пациенты приносили пустые спичечные коробки в доказательство того, что у них под кожей живут насекомые. Теперь используют пластиковые пакеты или контейнеры. Или снимают на телефон. Но внутри то же самое. Кусочки омертвевшей кожи. Грязь и пух. Все слишком маленькое, чтобы разглядел кто-то, кроме той, чей мозг обернулся против ее тела, разрывает его и терзает в поисках доказательства, чего-то, чего на самом деле нет.

Дэвид сжимает пакетик в кулаке. Этот внезапный хитрый разворот значения кажется отчаянно несправедливым: то, что Лора приложила столько сил, пытаясь найти свидетельство того, что с ней творится, а все эти усилия принимают за свидетельство того, что она сходит с ума.

– Доктор Лэнсинг, – говорит Дэвид. – Если бы это был я… Если бы я пришел к вам с жалобами на зуд… Вы бы так же быстро от них отмахнулись?

Губы доктора Лэнсинга изгибаются, он хмурится.

– Сынок, я именно это и пытаюсь сказать. Я от них не отмахиваюсь. Насекомые могут быть воображаемыми, но Лора страдает по-настоящему. Ложный паразитоз может быть симптомом депрессии, но может выступать и ранним признаком психоза – и его очень трудно лечить, ровно потому, что пациенты так редко хотят принимать предложенную им помощь. Именно сейчас Лора готова получать лечение, которое ей необходимо. Если вы ее любите, не мешайте этому. Пожалуйста.

И Лора начинает курс лекарств, антидепрессантов и того, что психиатр, с которым она консультировалась, называет одним из «мягких» антипсихотических средств. Как и голодание, это, кажется, в чем-то помогает. Она наконец-то может отдохнуть, хотя начинает спать по восемь часов каждую ночь, потом по девять, потом по десять, а потом к этому прибавляется долгий сон днем. Приходя с работы, Дэвид часто застает ее на диване в пятнах от лосьона. Она набирает вес, а ее прекрасные темные волосы редеют. Но она уже не чешется, как раньше, и рана на лице начинает затягиваться. На ее теле по-прежнему образуются припухлости, – Дэвид, как ни старается, продолжает думать о них как об укусах, – но она сопротивляется желанию их расчесывать, и через день-два они опадают и сходят. Дэвид говорит себе, что этого достаточно, что она выздоравливает, но часто смотрит на женщину с потухшими глазами, вяло ворочающуюся на диване, и почти ненавидит ее за то, что она украла ту, которую он любил.

Они погружаются в какой-то застой, и Дэвид вынужден бороться с мыслью, что это теперь и есть нормальное состояние, что лучше уже не будет. Поздно ночью, когда Лора спит, Дэвид возвращается к мысли о паразитах, более осязаемых, чем несчастье. В конце концов, Лора ведь и правда кажется не просто подавленной, из нее будто ушло нечто основополагающее. Что, если в ней действительно поселилась какая-то экзотическая зараза, а из-за несвоевременного выступления Дэвида врач ошибочно отнес ее к душевнобольным, обрекая на немое претерпевание боли?

В каком бы свете его ни выставляла такая возможность, однажды зацепившись за нее, Дэвид не может ее отбросить. Он любит Лору, настоящую Лору, ту электрическую катастрофу, которую впервые увидел, когда она облилась в баре пивом. Но эта Лора – он не помнит, когда эта Лора красилась красной помадой. Эта Лора очень тщательно за собой ухаживает, чтобы на поверхность не вышел ее внутренний раздрай.