Ты знаешь, что хочешь этого - [21]

И вот вскоре король стоял у двери спальни королевы, держа в одной руке треснувшее зеркало, а в другой щербатое жестяное ведро. Ведро было в еще худшем состоянии, чем зеркало: ржавое, грязное, вонючее, а по дну его, как пролитое молоко, расползлась бледная плесень.

Король постучал в дверь, и королева открыла, и снова взглянула в зеркало, и снова ее лицо смягчилось, а сердце короля едва не разорвалось, и она поцеловала стекло и стала шептать сладкие слова воображаемому возлюбленному. Но на этот раз король молчал, и единственным, что звучало в комнате, был отдававшийся эхом голос королевы. Плача от радости, королева упала на широкую грудь короля – но едва его руки сомкнулись вокруг нее, она открыла глаза и отшатнулась.

Нет, сказала она. Ты меня так не обманешь. Ты прикасаешься совсем не как он. Зачем ты длишь мои страдания?

Не слушая извинений короля, королева вернулась в постель и больше не вставала – ни когда король ее умолял, ни когда дочь пришла и стала звать маму, ни когда королевский советник явился и потребовал, чтобы она прекратила вести себя так глупо и подумала хоть раз о ком-нибудь, кроме самой себя. Она лежала, не двигаясь, отказываясь есть и пить, пока, наконец, король не решил, что надо действовать, иначе она точно умрет.

На этот раз король оставил надежду обмануть королеву. Он средь бела дня принес в ее комнату старую берцовую кость. Кость была длинная, желтая, и на ней до сих пор сохранились остатки тканей, а по бокам виднелись дырочки – там, где ее грызли собаки. Пахло от нее гнилым мясом, отбросами и желчью, и король едва мог к ней прикоснуться, чтобы его не стошнило. Тем не менее он бечевкой привязал к кости зеркало и ведро, поверх набросил черный плащ и поставил сооружение в угол. Когда он закончил, королева открыла глаза и застонала.

Зачем, взмолилась она. Зачем ты со мной это делаешь, когда я так стараюсь быть хорошей?

Любишь то, что любишь, сказал король. Если это значит, что ты самовлюбленная, или высокомерная, или испорченная, пусть так и будет. Я тебя люблю, и дети тебя любят, и народ королевства любит тебя, и мы не хотим, чтобы ты и дальше страдала.

Королева поднялась с постели и встала на дрожащих ногах. На глазах у короля она взглянула в зеркало, зашептала в ведро, обвила руками старую берцовую кость и улыбнулась.

Следующие несколько дней слуги приносили королеве еду и вино, и вскоре из-под ее глаз исчезли самые темные тени, а провалы под скулами стали не такими глубокими. Король, хотя и радовался, что королева вернулась из глубин отчаяния, счел зрелище того, как она воркует над своим мусором, невыносимым и оставил ее одну, а когда вернулся на следующий день, обнаружил, что она принесла эту мерзость в постель. Он пытался возражать, но едва он приблизился, королева зашипела на него с такой яростью, что он, пятясь и спотыкаясь, покинул комнату.

Прошла неделя, и дети королевы снова стали спрашивать, где мама. Король вернулся в спальню королевы, где она голой лежала в постели, терлась лицом о зеркало, бормотала в ведро и обнимала старую берцовую кость.

Чего ты хочешь? спросила она, когда он подошел, не отводя глаз от зеркала.

Дети скучают по тебе, сказал король. Ты не могла бы выйти и поиграть с ними?

Пришли их сюда, сказала королева. Пусть играют здесь.

Исключено, с отвращением ответил король. Иди и позаботься о своей семье. Это… создание будет тебя ждать, когда ты вернешься.

Королева что-то еле слышно прошептала, потом склонила голову набок, слушая эхо своего голоса. Жуткое, хитрое выражение появилось у нее на лице.

А, хитро сказала она, понимаю.

Понимаю, прошептало ведро.

Да, ответила она ему. Я понимаю.

О чем ты? спросил король.

Ты хочешь меня отсюда выманить, ответила королева. Ты ревнуешь. Как только я выйду из комнаты, ты проберешься сюда и украдешь мое зеркало, мое ведро и мою старую берцовую кость, и я снова останусь одна.

Одна, прошептало ведро.

Да, мрачно сказала королева. Одна.

Прошу тебя, взмолился король. Послушай меня. Я этого не…

Убирайся отсюда! закричала королева, а потом начала визжать, и слова эхом отдавались в щербатом ведре, пока комнату не наполнил оглушительный визг:

Оставь нас в покое! Оставь нас в покое! Оставь нас в покое!

После этого король и сам разгневался. Он приказал отрезать языки слугам, чтобы они не могли рассказать, в каком состоянии королева, потом прогнал королевского советника и нанял убийцу, чтобы удостовериться, что тот никому не раскроет тайну. Он лгал детям, он сказал, что их мать больна, и издал закон, запрещающий говорить о том, что с ней случилось. И все же, несмотря на все его усилия, поползли слухи. Слухи о том, что по ночам королева выходит из спальни и гуляет по галереям, таща за собой своего чудовищного, побрякивающего и позванивающего любовника.

Король правил королевством, как мог, и старался думать, что овдовел. Он больше не навещал королеву, хотя иногда по ночам бродил во сне и просыпался у ее спальни, с занесенным кулаком над дверью.

Прошел год, потом пять, потом десять, пока, наконец, не в силах больше выносить груз своего горя, король не вернулся в спальню жены, решив поговорить с ней в последний раз, а потом лишить себя жизни.