Ты самый лучший - [16]

— Двойные свадьбы становятся привычными в наши дни. Это лучший способ примирить различные культуры и религии, — пробормотала она срывающимся голосом.

Принц заколебался.

— Возможно. Я никогда прежде не думал об этом в таком аспекте. Что ж, полагаю, это вполне возможно.

Есть! Гвендолин глубоко вдохнула, ощутив ликование. Ей удалось заставить его сделать по-своему! И не только поэтому, а еще и потому, что теперь ей удастся удовлетворить свое влечение к нему и улизнуть безнаказанной.

— Мы сначала поженимся здесь, — продолжил он, словно размышляя вслух, — раз вы уже тут и подготовка идет полным ходом. А после дворцовой церемонии сядем в мой самолет и отправимся в Финляндию. И пригласим туда всех ваших родных, которые не смогут по каким-либо причинам прибыть на первое бракосочетание.

Его слова вмиг разрушили все ее надежды. Смешно, что она только что мечтала о неспешном дне, который проведет с ним в постели. Он — наследный принц. Она — английская леди. Причем даже не та, которую он хочет.

— Ваше высочество… — начала Гвендолин, заметила, что он нахмурился, и поправилась: — Нараян Бахадур. Я очень ценю ваше желание пойти мне навстречу и благодарна, что вы не возражаете против поездки в Финляндию, но мне бы очень хотелось, чтобы это прошло в обратном порядке. Чтобы я имела возможность пойти к венцу в белом платье и фате.

— В белом платье и фате? — задумчиво переспросил принц.

Гвендолин вдруг вспомнила, что выступает в роли своей сестры, и неловко добавила:

— Я знаю, что уже однажды делала это, но все же… такова традиция.

— Значит, вы тоже склонны чтить традиции? — Принц слегка отодвинулся от стола и внимательно посмотрел на нее. — Вы говорите по-фински?

Какая резкая смена темы! А он хорош, с искренним восхищением подумала Гвендолин, ополаскивая пальцы в чаше с розовой водой. Контролирует разговор. Контролирует ее реакцию. Ее эмоции. Такой мужчина встретился ей впервые.

— Да, — ответила она после небольшой паузы, сосредоточившись на предстоящем разговоре. Ей надо не допустить ни малейшей ошибки, ведь он все запоминает. — Мама настаивала, чтобы мы все знали ее родной язык.

— А еще какими-нибудь владеете?

Она немного успокоилась.

— Да, конечно. Всеми основными европейскими — французским, испанским, немного итальянским. Хорошо знаю немецкий. Ну и, естественно, могу читать Вергилия в оригинале.

— Латынь? Да вы настоящий лингвист!

Она пожала плечами.

— Не забывайте, я оканчивала Сорбонну, а, по мнению моего отца, это лучший европейский университет для изучения языков.

— Как интересно. — Нараян Бахадур задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Я не подозревал, что вы обе обучались во Франции. Знал, конечно, что ваша сестра Гвендолин училась в Сорбонне — вы сами упомянули об этом сегодня утром, — но что и вы тоже…

Гвендолин едва не лягнула сама себя под столом. Черт! Какая ошибка! Надо помнить, что она Беатрис! И вести себя как Беатрис. Но с каждым часом это становилось все труднее и труднее. Особенно потому что Гвендолин всегда нравилось быть собой, и никем иным.

— О, это естественно. Потому что мама с детства мечтала об учебе именно в этом университете, но ей не очень везло в жизни до встречи с отцом и не удалось осуществить мечту. Поэтому мы обе почтили ее память тем, что сделали то, что ей не довелось.

Принц внимательно смотрел на ее раскрасневшееся от волнения лицо.

— Вы очень любили ее, правда?

— О да! — пылко воскликнула Гвендолин. — Ее невозможно было не любить. Мама была такой яркой, такой самобытной натурой!..

— И все же родители вашего отца едва не лишили его титула из-за женитьбы на ней?

— Да. Но они недооценили его чувства к ней, а главное, ее. Она настолько обожала отца, что пошла на все, лишь бы не опозорить его. Училась дни и ночи быть истинно английской леди, и к рождению Генри — он старший из нас троих — даже дед признал ее достойной носить имя Пендерлинк, — закончила она и замолчала, вдруг смутившись горячности своих слов.

Беатрис была натурой сдержанной, она никогда не позволила бы себе рассуждать о таких вещах с посторонним человеком… Хотя принц не совсем посторонний ей человек. Их свадьба должна состояться уже через одиннадцать дней.

А Нараян Бахадур продолжал наблюдать за ней почти с любопытством. Потом снова задал неожиданный вопрос:

— Мне хотелось бы, если не возражаете, узнать, каким был ваш первый брак? Вы ведь не сами выбирали тогда жениха, верно?

Гвендолин моментально побледнела. Первый брак Беатрис. Негодяй Страттфорд. Как же она ненавидела зятя! Да что там ненавидела, ненавидит до сих пор, хоть он погиб больше года назад.

— Мне… мне не хотелось бы говорить об этом, — с трудом выдавила она.

— Могу я из этого сделать вывод, что брак был не очень удачным? — мягко спросил принц.

— Увы, да. Больше чем неудачным.

— И все же, несмотря на это, вы решились приехать сюда, в Непал?

«Как будто у меня был выбор!» — едва не крикнула Гвендолин. Но сдержалась и долго молчала, испытывая такую тяжесть, словно на ее плечах лежала ответственность за счастье половины человечества. Наконец ответила:

— Я просто хотела, чтобы всем было хорошо.

Она знала его неполных двое суток, а он уже лишил ее уверенности в себе и в том, что она делает. Кто она такая сейчас? Не Беатрис, это точно. Но и не Гвен, которой была всю жизнь. Единственное, в чем она была стопроцентно уверена, — это в том, что между нею и принцем Нараяном Бахадуром существует сильнейшее взаимное влечение и что он самый ошеломительный мужчина из всех, встреченных ею.